Ругала себя всеми возможными матами, да толку? Вот сейчас он решит раздеться, пройдет в гардеробную… а тут я. Здра-а-а-асьте!..
Представляю его реакцию.
— Лёш, ну не злись, — вошла следом за ним брюнетка, и у меня сжалось сердце, узнав в вошедшей девушке сегодняшнюю брюнетку. — Разве я сделала что-то плохое?
Гончаров сорвал с себя рубашку и остервенело потер ладонями лицо.
— Сабина, у тебя две минуты… Я ужасно устал, не сплю вторые сутки. Можно, я немного отдохну?
— Спи, разве я против? Наоборот, я даже могу тебе помочь уснуть, — проворковала, потершись промежностью о его бедро.
Я зажала рот уже обеими руками, боясь выдать себя. Боялась, что стану свидетельницей их секса.
Лёша с шумом выдохнул.
— Одна минута уже прошла.
— А так?
На моих глазах девушка спустила с плеч платье, которое тут же упало к ногам, являя обалдевшей мне абсолютно голое тело.
Лёшка и бровью не повел, у меня же вся жизнь перед глазами промелькнула. В ушах зашумело. Сердце гулко заколотилось в груди и казалось, его стук был слышен далеко за пределы гардеробной.
Прикусив до боли нижнюю губу, почувствовала во рту солёный привкус — тяжело дыша, Лёшка всё же склонился над Сабиной, собираясь то ли сказать что-то, то ли поцеловать.
Не дай бог!
До боли сжала челюсти и едва не потеряла сознание, заметив, как он, неожиданно выпрямившись, бросился к изголовью кровати, обнаружив мой телефон. А когда споткнулся об оставленную на полу бутылку и, подняв её, начал принюхиваться к воздуху, я окончательно обмерла.
— Что случилось? — Сабина тоже рассматривала тару. — Это разве не ты оставил?
— Нет.
— А кто тогда? Уборщица?
— Да тише ты! — рассердился Лёшка, присев на кровать. Сквозь малюсенькую щель я видела, как он потянулся к телефону, заодно принюхиваясь к подушке.
Я практически не дышала и мечтала лишь об одном — умереть. Из-за адского гула в ушах едва различала их голоса, да и перед глазами всё плыло от напряжения. Сабина о чем-то недовольно бухтела, не понимая причину столь странного поведения, а Лёшка застыл на месте, скользя глазами по номеру и вдруг, словно услышав стук моего сердца, сосредоточился на гардеробной…
Меня прошибло холодным потом. Сейчас бы многое отдала за потерю сознания. Но оно, как назло, было при мне. Я вот-вот была готова упасть в обморок, настолько сильно звенело в ушах от напряжения, однако… только в фильмах так может везти. Мне же оставалось втянуть голову в плечи и крепко-крепко зажмуриться.
— Владка, мать твою! — рявкнул Лёшка на весь номер, ещё даже не увидев меня.
Мамочки-и-и, что сейчас будет…
— Какого хрена? — выдернул меня из убежища, и я едва не оглохла от противного визга. Это Сабина включила сирену, прикрыв руками грудь.
Ещё бы. Я бы тоже так орала с перепугу. Пришла, называется, к парню потрахаться.
— Лёш, успокойся! — промямлила, от резкого рывка уткнувшись ему в грудь. Меня тут же отдернули, удерживая на расстоянии вытянутых рук. — Я могу всё объяснить.
— Это же?!.. — проблеяла брюнетка, впопыхах впрыгивая в платье. Да-да, мы поняли, что ты узнала меня. — Что она здесь делает?
— Лёш, пожалуйста, не злись, — взмолилась я, метнув на Сабину уничтожающий взгляд. Пускай проваливает. Я не собираюсь получать нагоняй в её присутствии.
Гончаров на секунду прикрыл глаза, видимо не веря в происходящее, а когда открыл, то так посмотрел… у меня сердце ушло в пятки.
— Лё-ё-ёш? — похолодела, почувствовав, как мои ноги оторвались от пола.
— У вас что, связь? — не унималась Сабина, поражая чудесами дедукции.
А если и так, тебе какое дело? Я хотела произнести эту мысль вслух, но Лёшка обхватил мои плечи и крепко сжав, поднял мою тушку вверх, словно я весила сущие пустяки. Плечи болезненно заныли от грубого сжатия.
Я зажмурилась, будучи не в силах смотреть в голубые глаза. Никогда ещё не видела его настолько злым. По игравшим скулам и пульсирующей на виске вене я поняла лишь одно — этой выходкой я исчерпала его запас терпения. Лопнуло оно как мыльный пузырь.
Всего лишь миг — и меня, будто нагадившего в неположенном месте котенка вышвырнули из номера. Выбросили с такой силой, что я едва успела выставить вперед руки, оберегая многострадальный лобешник от удара об стену.
Произошедшее оглушило не хуже брошенного на голову кирпича. Всего ожидала. Новой порции воспитательных процедур, ругани, не знаю… всего чего угодно, но только не такого. Было стыдно, обидно, больно. Не смотря на пережитый страх, я надеялась, что Лёшка оставит меня. Наорет, выпорет, но не прогонит на глазах у ненавистной соперницы.
Прижавшись раскаленным лбом к прохладным ладоням, медленно выдохнула. Выдохнула и тут же почувствовала болезненный спазм — это сердце ударилось о грудь, заставив согнуться пополам. Так плохо мне ещё не было. Глупая мысль на долю секунды повернула меня к злополучной двери — вдруг откроется, являя раскаявшегося Лёшку? Мало ли, попала под горячую руку, решил таким образом поставить на место.
Ждала. Сидя на полу гипнотизировала дверь, напряженно прислушиваясь к каждому шороху.
Минуты шли за минутой, а Лёшка так и не вышел. «Давай, — насмехалось сознание, — ещё и свечку им подержи. Они там сейчас совокупляются, а ты стой под дверью, унижайся дальше!». Обидно. До тошноты. До хлынувших из глаз слёз. Сколько не приказывала себе прекратить, не лупила по щекам — безрезультатно. Слёзы лились градом, оплакивая очередное унижение.
Да пошел он!..
Было около пяти часов утра. Город только начал пробуждаться. Телефон разрядился. Автобусы ещё не возобновили движение, такси куда-то запропастились.
Решив немного проветрить голову, пошла вдоль дороги, и опустошенно смотря под ноги, прокручивала в мыслях недавние события. Мне бы переключиться на что-нибудь обнадеживающее, светлое и позитивное — а не было ничего такого в моей жизни. Всё пусто и невзрачно. Раньше хоть какие-то планы были, к чему-то стремилась, мечтала. Сейчас… сплошная неопределенность. Все ориентиры утеряны, сбиты с курса.
И сколько бы не хорохорилась, не подбадривала себя, всё равно было паршиво. Так, что хотелось закричать на всю глотку, наплевав на проснувшийся город.
Вот такая она, моя любовь. Болезненная, ненормальная, разрушающая. Раньше и подумать не могла, что буду столько плакать. Обидно, когда не считаются с твоими чувствами. Лёша… он… с самого детства был для меня чем-то недостижимым. Далеким. Я привыкла любить его той любовью, которой любят кумиров. От одной только мысли о нем становилось тепло на душе. Я любовалась его фотографией, слушала взахлеб истории о нем, радовалась, что где-то там, в чужом для меня городе он живет своей жизнью. Каждый год, пятого марта, на его День Рождения, я желала ему всяческих благ, море счастья, любви.
