Книга Все правые руки - Юрий Витальевич Яньшин

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121

из стульев, что стояли вдоль стен. Юрьев призывно махнул ему рукой, и когда тот подошел, молча указал ему на единственное свободное место рядом с собой. По залу, еле слышно, прокатился вздох разочарования. Это не укрылось он наблюдательного взора нового Премьера, и он улыбнулся, чуть-чуть, краешками губ. Садиться в кресло, однако, Борис Иванович отнюдь не спешил. Пошарив рукой по столу, он достал пульт и направил его в угол у себя за спиной, где на высокой подставке — в два человеческих роста, стоял экран плазменного телевизора, настолько большого, что он более походил на стадионное табло, нежели на предмет бытовой техники. Экран услужливо вспыхнул, отображая застывшую картинку Спасской башни Кремля. Некоторое время картинка не подавала никаких признаков жизни. Борисов продолжал стоять, полуобернувшись к экрану. Присутствующие в зале флагманы экономики нервно заерзали, предчувствуя своими седалищами какое-то необычное и тревожное зрелище (с этой хунты станется и не такое еще). И тут, как всегда в таких случаях, неожиданно, прежняя картинка пропала, а на ее месте возникла знакомая всем еще с детства заставка «Интервидения» в сопровождении самой известной мелодии Д. Шостаковича. Мелодия оборвалась также неожиданно, как и началась, а из телевизора раздался громкий и торжественный голос, чем-то схожий с голосом Игоря Кириллова:

— Внимание! Говорит и показывает Москва! Смотрите и слушайте Москву!

В зале заседаний Дома правительства все затаили дыхание, в ожидании какой либо сенсации. Заставка тем временем сменилась на панорамную съемку Красной площади с высоты птичьего полета. Площадь была затянута белым шатром. Но вот опять, что-то незримо изменилось и в полной тишине края «шатра», что были закреплены между зубцами кремлевской стены, резко опали и он каким-то неведомым способом со скоростью авиетки стал сползать все дальше и дальше — к зданию ГУМа, обнажая невиданную до сих пор никому из присутствующих картину. Вместо, показанного в воскресенье всеми телеканалами пролома в кремлевской стене, огромной воронки на месте гостевой трибуны с разбросанными по всей площади ошметками людей и вывороченными из мостовой булыжниками, вниманию телезрителей предстала аккуратно уложенная камнем мостовая, восстановленная часть поврежденной взрывом стены и цветник на месте гостевых трибун. Но самым неожиданным, что бросилось первым делом в глаза, так это отсутствие мавзолея с телом вождя мирового пролетариата. Его просто НЕ БЫЛО. Тяжелые, отполированные гранитные блоки, с краткой надписью на лицевой части, составляющие это сооружение, куда-то исчезли. И на их месте тоже красовалась цветочная клумба. Это зрелище было настолько ошеломительным и непривычным обывательскому взгляду, что поначалу никто и не обратил внимания на то, что вместе исчезновением мавзолея исчезли и бюсты на надгробиях могил советских государственных и партийных деятелей, а также мемориальные таблички, скрывающие собой ниши с урнами удостоенных чести быть погребенными в этом месте. Упитанные дядьки заворочались на стульях, завздыхали, с притворным сожалением качая головами, но на самом деле, радуясь в душе, что с социалистическим прошлым наконец-то окончательно и бесповоротно покончено, а значит с этой новой властью все же можно как-то найти разумный компромисс. Сказать, что подобное зрелище их обескуражило, было нельзя. В принципе, все они догадывались, что нечто подобное будет им представлено, ведь, как бы не таились власти, но такое не скроешь даже под куполом шатра. Разве что, никто из них не мог себе представить, как решительно разберутся с главным наследием ушедшей эпохи — мавзолеем Ленина. Они думали, что его просто закроют. А на то, чтобы снести его и сравнять с землей место, над которым он возвышался, новые власти все же не осмелятся. А вот посмотри-ка, осмелились. Ню-ню. Красная площадь стала заполняться появившимся, откуда ни возьми, народом. С открытыми от удивления ртами, они начали подходить почти к самым стенам, дабы воочию убедиться, что все происходящее с ними — не сон и не галлюцинация. Причем, как показывала камера, на лицах людей не было ни гнева, ни возмущения, а лишь неподдельное изумление от непривычного с детства ландшафта. Однако же видеотрансляция на этом и не думала заканчиваться, что сулило еще немало удивления. И подспудно, седалищным нервом, это чувствовали все. Естественно, предчувствие не обмануло чиновничьих зубров. Сначала камера неизвестного оператора с подножья кремлевской стены медленно переместила свой глаз на Спасскую башню и на несколько секунд задержалась на ней. Главные часы страны показывали, что до полудня осталось всего пять минут. Затем картинка плавно поехала в сторону, показывая часть второго этажа Большого Кремлевского дворца, на куполе которого развевался, приспущенный в знак траура, государственный триколор. И тут опять случилось неожиданное. Трехцветное полотнище, вяло колышущееся в духоте полуденного зноя, вдруг медленно поползло вниз, постепенно скрываясь в недрах купола. Шпиль кремлевского дворца остался стоять оголенным, чего не случалось с ним даже в грозные годы Великой Отечественной войны. А тем временем экран телевизора разделился пополам: его левая половина по-прежнему транслировала сиротливо торчащий из купола шпиль, а правая половина куранты на Спасской башне. Заиграла мелодия часового механизма и после нее куранты начали отбивать положенные им, оставшиеся мгновения до двенадцати часов. Где-то на шестом ударе, из недр купола начало подниматься, (о, ужас!) ЯРКО АЛОЕ ПОЛОТНИЩЕ С ЗОЛОТЫМ ЗНАКОМ СЕРПА И МОЛОТА В ЛЕВОМ ВЕРХНЕМ УГЛУ. К двенадцатому удару оно уже полностью поднялось и развернулось, трепеща, будто пламя на ветру. И словно бы второе Солнце взошло на небе, озаряя своими лучами изумленные, и в тоже время изумленные и радостные лица собравшихся на площади людей. Грянул над площадью ГИМН, неся свои торжественные звуки, от которых вдоль позвоночника всегда пробегает сладкая дрожь. У подавляющего большинства людей, собравшихся там внизу, под древними стенами Кремля, в глазах стояли слезы счастья. У Юрьева, который никогда не страдал от чувства излишнего сентиментализма, тоже, вдруг, защипало в глазах. Глаза, стоящего рядом Сергея Юрьевича Глазырева тоже наполнились влагой, и он беззвучно шевеля губами, повторял слова гимна. Были ли то слова старого, еще советского гимна, или уже нового — неизвестно. Да и какая, в принципе разница, если и те и другие способны раскрыть в человеческой душе все самое чистое и светлое, обнажить перед миром величину его души и позвать на подвиг? Душевный подъем Юрьева, однако не дал ему потерять контроль над обстановкой и он краем глаза окинул окаменевших на своих стульях чиновников высшего ранга. Волна неутолимой ярости, вдруг, поднялась из глубин его души и выплеснулась наружу. Сугубо гражданский, и даже в чем-то иногда застенчивый в силу своей природной интеллигентности человек, он внезапно прорезавшимся голосом командира полка гаркнул на весь зал так, что

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121