девяносто восемь тысяч за всю свою жизнь больше не будут в состоянии практически применить то, что когда-то изучали. Значит, в юности они отдали тысячи часов тому, что для них позднее не будет иметь цены и значения. Возражение, что это, мол, служит общему развитию, неверно, поскольку такой взгляд можно было бы защищать, если бы люди всю свою жизнь имели в своем распоряжении изученное» (с. 465 и далее).
«Именно в преподавании истории надо сократить объем материала» (с. 467).
«Народное государство придаст преподаванию общенаучных дисциплин сокращенную форму, с сохранением лишь самого существенного. Но, наряду с этим, должна остаться возможность получения самого основательного научного образования. Отдельные люди будут использовать общее краткое знание в качестве базы для глубокого изучения той области, которая затем станет всей их жизнью. Общее образование, во всяком случае, будет обязательным, специальное — по выбору отдельных людей.
Достигнутое таким образом сокращение учебных планов и количества часов будет отдано на физическое воспитание, закалку характера, воли и решимости.
О том, насколько для призвания в жизни малопригодно наше сегодняшнее школьное обучение, особенно в средней школе, наилучшим образом говорит тот факт, что сегодня на одну должность могут придти люди из трех, совершенно различных, типов школ. Решающим, в действительности, является лишь общее образование, а не вдолбленное специальное знание. Но там, где — как уже говорилось — по-настоящему необходимо специальное знание, сделать это в пределах учебных планов нашей сегодняшней средней школы нельзя.
Поэтому народное государство когда — то должно навести порядок в подобной половинчатости» (с. 468 и далее).
«Также и в науке… государство имеет вспомогательное средство для возвышения национальной гордости. Именно с этой точки зрения надо изучать не только мировую историю, но и всю историю культуры. Изобретатель не только потому велик, что он изобретатель, а он еще более велик, потому что он немец. Восхищение любым великим свершением должно переплавляться в гордость за его исполнителя, имеющего счастье принадлежать к своему народу. Из множества великих имен в германской истории надо выбирать самые великие и самым убедительным образом внушать молодежи, что сделало их столпами несокрушимого национального чувства» (с. 473 и далее).
«Государство… должно будет заботиться о том, чтобы путем соответствующего воспитания когда-нибудь получить поколение, подготовленное к последним и величайшим решениям на этом земном шаре. Но победит тот народ, который первым вступит на этот путь» (с. 475).
«Впрочем, также и это воспитание в расовом духе свое завершение должно получить на службе в армии. Как и вообще, военная служба должна считаться завершающим этапом нормального воспитания среднего немца» (с. 476).
«Мировоззрение, стремящееся, отвергая демократическое массовое мышление, дать эту землю лучшему народу, высшим людям, логическим образом должно, также внутри этого народа, снова следовать такому же аристократическому принципу и лучшим головам обеспечить руководство и наивысшее влияние в этом народе. Поэтому оно строится не на идее большинства голосов, а на индивидуальности» (с. 493).
В духе той же убежденности два десятилетия спустя Гитлер поучал небольшую аудиторию молодых офицеров вермахта. 10 мая 1942 года он говорил им: «Глубочайший и серьезный тезис одного великого военного философа гласил, что борьба и неотделимая от нее победа являются началом всего25. Кто взглянет на природу… согласится с тем, что этот принцип справедлив для всех живых существ и всех событий… Кажется, что вся вселенная строится по закону вечного отбора, когда более сильный в конце получает жизнь и право жить дальше, а более слабый гибнет. Один считает, что природа жестока и безжалостна, но другой понимает, что эта природа, тем самым, следует железному закону логики… Кто хочет, из жалости, из своего восприятия или своих взглядов, противиться этому закону, не сможет отменить закон, а только погибнет сам. История учит нас, что народы слабеют. Они не устраняют закон, но сами… пропадают бесследно… Необходимо, чтобы сначала этот фундаментальный взгляд стал преобладающим у тех, кто… вынужден предстать перед лицом всемогущего творца этого мира на суд, где будет решаться, — что в человеке есть добро и что есть слабость… Эта борьба, окружающая нас повсюду и… определяющая необходимость того, что в случае, если один пал, другой немедленно занимает его место, обязательно означающая, что если народ становится слабым, его сменяют другие народы, борьба, которая, без сомнения, сама, в случае отказа от нее почти всего человечества, не допустит, чтобы земля опустела или другие существа пришли на место человечества — эта борьба неизбежно ведет к непрерывному… отбору… лучших и более стойких. Поэтому мы видим в этой борьбе общее свойство всего живого… Мы знаем… что эта борьба всегда устраняет только более слабого, а сильного она делает еще более сильным, более крепким и каждое живое существо с ее помощью становится способным… продолжить свое дальнейшее развитие. Именно это создает мировой порядок силы и прочности. Не существует мирового порядка слабости и покорности, а лишь — судьба покорности. Эта судьба имеет название — угасание и прекращение. С тех пор, как существует мир, правит этот закон… И если кому-то от этого закона приходится тяжело, хорошо, что он понимает, что его судьба неотвратима, что многие поколения до него тоже испытали… такую же судьбу, что его жизнь теоретически может отнять кто-то другой, и что он не одинок в своем страдании. Хотя отдельному человеку тяжело сознавать это, он должен понять, что эту участь до него уже испытали бесчисленные поколения и миллионы людей, и что если бы они тогда не были готовы испытать эту участь, он сегодня не мог бы жить… и бороться как представитель своего народа»26.
Уже эти формулировки позволяют сделать вывод, что Гитлер логически идентифицировал «национал-социалистическое» государство — со своим инструментарием, а вооруженную мировоззрением НСДАП — с инструментом для создания этого государства. «Партия, государство, вермахт, экономика, — недвусмысленно повторял он позднее, и не только 20 февраля 1938 года, — являются устройствами и функциями, имеющими ценность лишь в качестве средства для достижения цели»27. Внутренняя политика, которую он не только принципиально, во многом, отождествлял с внешней политикой, но и, в принудительном порядке, — с «государством», должна была выполнять задачу, во-первых, «обеспечения работой и хлебом растущую численность народа»28 и, во-вторых, создания «у народа внутренней силы… для его внешнеполитического утверждения29, для чего «индустрия и торговля» как вспомогательное средство «обеспечения нации продовольствием» оставляют свое «нездоровое ведущее место» и превращаются в регламентируемое государством «уравновешенное национальное хозяйство обеспечения потребностей», необходимое для осуществления «более или менее» не зависящего от заграницы снабжения народа продовольствием30.
Эти высказывания Гитлера, которые он после 1933
