Ролли постучал в стекло, подавая мне знак, чтобы я готовила другую песню — Дженни Риф для Мэллори. Сестренка Оуэна стала моей первой поклонницей. Каждую неделю она старательно просыпалась по будильнику, чтобы успеть сделать заявку. Я махнула Ролли, дождалась, пока стихнет «Клэш», и включила Дженни Риф (без паузы, что непременно должно было расстроить Оуэна. Он по некоторым соображениям упорно слушал передачу в одиночестве в машине). Послышались ритмичные удары, а затем зазвучала сама песня. Я заерзала на стуле и уставилась на фотографии перед компьютером. Вначале я очень сильно волновалась и решила черпать вдохновение откуда только возможно. Принесла фотографию Мэллори в боа, чтобы помнить, что хоть кто-то меня слушает. Свою от Оуэна, чтобы не забывать, что, в сущности, не важно, сколько у меня поклонников.
И еще одну. С Нового года. На ней я с мамой и сестрами. Но, в отличие от фотографии в прихожей, она не профессиональна и сзади нет необычного пейзажа. Мы о чем-то разговаривали на кухне, не помню даже о чем, как вдруг парень Кирстен, Брайан (занятия закончились, моя старшая сестра и ее учитель были теперь совершенно свободны и твердо решили не скрывать своих отношений), попросил нас повернуться и щелкнул затвором. С технической точки зрения в фотографии не было ничего особенного. Позади в окне отразилась вспышка, у мамы был открыт рот, а Уитни смеялась. Но мне фотография очень понравилась: на ней мы выглядели как в жизни. И что самое главное, на этот раз никто не стоял посередине.
Фотография напоминала, как мне нравится, что на душе у меня больше не лежит тяжким грузом тайна. Я начала новую жизнь, в которой больше не нужно было изображать девушку, у которой есть все, о чем только можно мечтать. Теперь я стала другой. Возможно, даже девушкой, которая говорит.
— До следующего перерыва две минуты, — объявил Ролли.
Я снова надела наушники. Через стекло было видно, как Кларк взъерошила Ролли волосы. Он улыбнулся, а она снова склонилась над кроссвордом. Кларк задалась целью каждую неделю за время передачи угадывать по одному кроссворду. Очень уж любила соревнования! Пусть даже с собой. Я много чего забыла о Кларк, но постепенно начала вспоминать: она всегда подпевала радио, не любила ужастики и заставляла меня заливаться смехом над самыми глупыми шутками. Постепенно мы снова становились подругами, пусть не такими, как раньше, но мы к этому и не стремились. Просто проводили вместе время, а дальше будь что будет — ведь бывает по-разному.
Так я теперь относилась к жизни. Спокойно, как к хорошему, так и к плохому, потому что знала: все проходит. Мои сестры все еще разговаривали друг с другом, к тому же периодически ругались. Кирстен снова ходила на режиссуру и снимала фильм, как ни странно, про модельный бизнес, который должен был «в корне изменить наши о нем представления» (не знаю, что она имела в виду). В январе Уитни поступила в университет в нашем городе. Помимо обязательных предметов, она посещала занятия по писательскому мастерству мемуаров и художественной литературы. Весной с разрешения докторов Уитни переехала в отдельную квартиру, достаточно светлую, чтобы держать в ней растения. А травы так и остались на подоконнике. Я старалась почаще к ним подходить и гладить острые кончики, от чего воздух наполнялся приятным ароматом.
Что касается мамы, конечно, она поплакала, но стойко приняла все изменения. Я сказала ей, что больше не вернусь в модельный бизнес. Маме было трудно расстаться с этой частью моей, да и своей жизни, и она решила начать подрабатывать в офисе у Линди. Ей хорошо подошла должность помощницы. Теперь она общалась с клиентами и отправляла девушек на показы, оставаясь частью мира, где она, в отличие от всех нас, всегда чувствовала себя как рыба в воде.
Я знала, что маме нелегко придется, когда через пару недель на экраны выйдет новая реклама «Копфса». В ее основе также лежит концепт «идеальной девушки», которая занимается летними видами спорта и идет на бал. Я бы, может, тоже немного расстроилась, несмотря ни на что, если бы в главной роли вместо меня не снималась Эмили. В конце концов, лучше нее примера для подражания не найти.
Мы с Эмили не стали подругами. Но обе понимали, что хотим мы этого или нет, но кошмар, который мы пережили, связал нас навсегда. Встречаясь в коридоре, мы теперь всегда здоровались, пусть даже больше нечего было сказать. С Софи же все обстояло по-другому. Она делала вид, что нас не существует. После того как Уилла признали виновным в изнасиловании и вынесли приговор — шесть лет лишения свободы (хотя, думаю, он освободится раньше), — Софи притихла. Видимо, ей было неловко, что ее постоянно обсуждают. Иногда, встречая ее в одиночестве в коридоре или на большой перемене, я думала, что в идеале надо к ней подойти, переступить разверзшуюся между нами пропасть и отнестись к Софи так, как она никогда не относилась ко мне.
А может, не надо.
То же самое было выгравировано на толстом серебряном кольце, которое я сняла с большого пальца. Оно было мне слишком велико, и пришлось намотать на него скотч. Я до сих пор не могла решить, что должен написать Ролли на обещанном мне кольце, и пока думала, Оуэн одолжил свое, чтобы я помнила: всегда хорошо, когда есть выбор.
— Тридцать секунд, — раздался в наушниках голос Ролли.
Я кивнула и пододвинулась поближе к микрофону. Пока шли последние секунды, глянула в окно: на парковку заезжал синий «лэнд крузер».
— И… ты в эфире, — объявил Оуэн.
— Это была Дженни Риф «Какая разница?» на радио «РАС». Передача «Как я тебя понимаю» подошла к концу. С вами была я, Аннабель. Дальше «Лечебные травы». Спасибо, что не переключали волну. А теперь последняя песня.
Послышалась «Благодарю» группы «Лед Зеппелин», и я отодвинула стул и закрыла глаза, как всегда, когда слушала эту песню. Такая вот сложилась традиция. Во время припева распахнулась дверь, и на мое плечо легла рука.
— Это ведь не Дженни Риф пела в моей передаче? Скажи, что мне послышалось! — Оуэн драматично плюхнулся на стул.
— Я поставила ее по заявке, — ответила я. — К тому же ты разрешил мне включать все, что захочу, поскольку передача называется не как твоя.
— Да, но в разумных пределах! Не забывай, что мои слушатели таких песен не понимают. Они все еще слушают передачу и ждут качественной музыки или даже просвещения. А не популярный коммерческий проект в лице тупой рыночной марионетки подросткового возраста!
— Оуэн!
— Я не против шуток, но нужно держать себя в рамках. Шаг влево, шаг вправо, и все! Доверие потеряно. И тогда…
— Ты хоть слышишь, что сейчас играет? — спросила я.
Оуэн осекся и взглянул на громкоговоритель:
— А… Ну, я как раз об этом и говорю. Это…
— Твоя любимая песня «Лед Зеппелин».
За стеклом Кларк закатила глаза.
— Так, ладно. — Оуэн пододвинулся ко мне поближе. — Забыли о Дженни Риф. В целом передача вышла неплохая, но во втором случае песни без перерыва не очень хорошо сочетались…
— Оуэн!
