Разобьем несколько ламп. Сорвем несколько штор с петель. Я бы провела ногтями по его спине так, как всегда представляла, как выцарапываю ему глаза.
А потом мы убирали и оставляли это позади, устраняя сбои в нашей системе. Я вернулась бы к своей доске для игры в дартс с изображением Холланда Алистера. Он бы вернулся к тому, чтобы отдавать мне приказы, как ворчун, которым он и является.
Это не… то.
Он переплетает свои пальцы с моими. — Теперь, когда я спрыгнул с этого утеса, может, нам пойти разнести гостиничный номер прямо сейчас?
Я толкаю его. — Ты не смешной.
— Это была моя первая попытка пошутить за четыре года. Сжалься надо мной.
Количество конкретных лет напоминает мне о его жене. Выражение моего лица меняется.
И его трезвость тоже.
Я прочищаю горло.
Он сжимает мою ногу. — Ты можешь спросить меня.
— У меня нет вопросов. — Если я начну копаться под твердой оболочкой короля Ворчуна, я могу начать извлекать на свет настоящие чувства, не связанные с прыжками через кости. И разве это не было бы катастрофой для всех?
Алистер вздыхает и открывает рот, но в этот момент машина сворачивает на дорожку. Фары яркие. Тяжелые. Прожекторы прямо надо мной. Я чувствую себя незащищенной здесь, сидя на коленях у своего босса посреди ночи
Ресторан не так уж далеко. Любой из моих коллег может меня видеть. Я не хочу представлять, какую вонь поднимет Хизер, если застукает меня верхом на Холланде Алистере, прижатой грудью к его лицу.
Кладу руки ему на плечи, слезаю с него и приземляюсь в двух футах от него. Алистер бросает на меня странный взгляд, но его внимание привлекает шикарная машина, которая притормаживает рядом с нами.
Я быстро моргаю, когда вижу, как Иезекииль выбирается из машины и подбегает ко мне.
— Вот ты где, — говорит он, озабоченно нахмурившись.
— Что ты здесь делаешь? — Алистер хмурится. — Это Бернард?
— Я позвонил ему.
— Почему? Я дал ему выходной на ночь.
— Ты пил алкоголь, хотя не прикасался к нему годами. Потом ты умчался с таким видом, словно вот-вот развалишься на части и… — Его взгляд останавливается на мне, и он закрывает рот. — Мисс Джонс.
— Иезекииль. — Я опускаю подбородок и безумно надеюсь, что он не сможет сказать, где были мои губы.
Алистер высокомерно поднимается, совершенно не стыдясь. Он проводит большим пальцем по своей нижней губе, привлекая мое внимание туда. Мои глаза выпучиваются, когда я вижу красный блеск над его ртом.
Это моя помада.
Я съеживаюсь.
И мой фонд.
Еще одна вещь, о которой я не догадывалась, целуясь с мужчиной цвета салфетки. Макияж переносится. А поскольку у меня темно-бордово-коричневый цвет, лицо Алистера — идеальное белое полотно.
Иезекииль, к его чести, принимает к сведению все доказательства и превращает свое лицо в невыразительную маску. — Поскольку я убедился, что с тобой все в порядке, я отправлю Бернарда обратно.
— Не нужно. — Алистер берет мою руку в свою.
Мои глаза вылезают из орбит. Я пытаюсь разжать пальцы.
Он держится твердо. — Сначала мы отвезем мисс Джонс домой.
Он сумасшедший. Он воплощенное высокомерие, и теперь он направляет все свое взрывоопасное эго миллиардера на меня.
Не то чтобы я была против того, чтобы на стороне был Холланд Алистер.
Я хочу поцеловать его снова.
Я хочу сорвать с него одежду.
Я хочу услышать, как он стонет, когда мы сталкиваемся. Я хочу, чтобы этот жар поглотил меня.
Но я не хочу потеряться в этом человеке. Кроме того, люди неправильно поймут. Я не могу допустить, чтобы кто-то задавался вопросом, как я получила свою должность. Уважение — это то, ради чего я надрывала задницу. Один маленький слух разрушит все.
— Я могу сама доехать, — шиплю я.
Он бросает на меня мрачный взгляд. — Уже поздно. И эта поездка бесплатная.
— Ничто в жизни не дается бесплатно.
Он ухмыляется. — Ты права. У меня есть несколько идей о том, как я буду получать от тебя деньги.
Мои глаза расширяются.
Он ухмыляется, явно наслаждаясь моим ужасом.
Это не смешно. Я ускорилась на своей должности, потому что Алистер уволил меня с работы начального уровня и отправил в высшую лигу. Несмотря на трудности, я доказала, что я способная.
Я.
Я сделала это сама.
Но он может вырвать у меня все это.
Не то чтобы Холланда Алистера это волновало.
Он подталкивает меня к машине и открывает дверцу. — Залезай.
— Ты настоящий придурок. Я уже упоминала об этом?
— Упоминала. — Он наклоняется ко мне, его глаза сужаются. — И я позволю это, потому что это действительно чертовски возбуждающе, когда ты огрызаешься на меня. — Он хмурится. — Но не делай этого слишком часто в офисе, иначе я не могу обещать, что смогу контролировать себя.
Я стискиваю зубы.
Иезекииль прочищает горло и неловко переминается с ноги на ногу. — Алистер?
— Оставь свои заботы при себе, Иезекииль. — Он жестом указывает на меня. — Мисс Джонс еще ни на что не согласилась, но я работаю над этим. Когда мне это удастся, я сообщу вам.
Его щеки краснеют.
Мои становятся фиолетовыми.
Я надеюсь, что в земле разверзнется дыра и поглотит его целиком.
— Мы все равно не сможем ничего скрыть от Иезекииля, — объясняет Алистер. — Эта информация не выйдет за пределы этого круга.
— Я собираюсь убить тебя.
— Хорошо. Но сначала позволь мне отвезти тебя домой. — Алистер усаживает меня в машину, пока я все еще сияю на него лазерными глазами. Он забирается вслед за мной.
Иезекииль падает на переднее сиденье. Они с Бернардом обмениваются взглядами, прежде чем Бернард садится за руль.
Мой телефон жужжит секунду спустя.
Иезекииль: Я оставил тебя с ним наедине на пять минут.
Я бросаю сердитый взгляд на исполнительного помощника. Он тоже обвиняет меня в этом? Сегодняшний вечер был бы аккуратным маленьким свиданием на одну ночь, если бы не Алистер. Но теперь все усложнилось, потому что мой великолепный босс — придурок, который берет то, что хочет, без извинений.
Кения: Это не то, чем кажется.
Алистер закрывает глаза и бормочет: — Если ты собираешься написать обо мне, то с таким же успехом можешь говорить вслух.
Иезекииль прочищает горло.
Бернард крепче сжимает пальцы на руле.
В машине повисает неловкое молчание.
Алистер говорит тихим голосом. — Я не обязан никому из вас ничего объяснять, поскольку это касается только меня и мисс Джонс. — Он хмуро смотрит на Иезекииля. — Но поскольку я хотел бы избавить ее от допроса, правда в том, что я хочу ее, а она
