Скажи, ну кому просто так платят такие огромные бабки? Мне жаль тебя. Так глупо попалась, – хмыкнул он. – Родионов впервые столько телодвижений устроил ради бабы. Дура ты, Катя. Даже я начал верить тебе, хотя ведь с самого начала считал, что ты причастна к тому дерьму.
— Уходи, – попросила, не в силах больше выслушивать этот бред, но он даже не сдвинулся с места, продолжая буравить меня сердитым взглядом. – Ты не мог сильнее меня приложить, чтобы больше не пришла в себя и никого из вас не видела? – жаль, у меня не было под рукой ничего тяжелого, чтобы бросить в него. – Уходи! – громче повторила я.
Он развернулся и, наконец-то, вышел из комнаты, закрыв меня на замок. Я снова была пленницей? Или Родионов боялся, что я теперь вместо пистолета прихвачу нож с кухни и ворвусь к нему в спальню? В таком случае он глупец. Я не убить его хотела, а показать, как он заблуждался на мой счет и как это больно, когда самый близкий тебе человек плюет в душу и топчется там ногами.
Свернувшись калачиком на кровати, я залезла под одеяло с головой и закрыла глаза, из которых потекли слезы. Сглупила лишь в одном: мне не следовало влюбляться в мужчину. Как и не следовало возвращаться с пистолетом в его кабинет, потому что легче и проще было оказаться сейчас вдали от него, чтобы больше никогда не видеть, а еще лучше не знать о существовании такого жесткого и циничного человека, которому наплевать на чувства других.
44
Дмитрий
Я схватился за голову, поморщившись от острой вспышки боли, преследующей меня на протяжения всего дня. Поднялся на ноги и подошел к окну, разминая затекшие мышцы шеи. Остаток дня провел в кабинете за работой, чтобы хоть немного перестать думать обо всем, что сегодня случилось. В итоге злость стала тише. Не сошла на нет, но эмоции улеглись. Только в сердце будто всадили осиновый кол и забыли его вытащить.
На улице поднялся сильный ветер, погода резко испортилась. Заметив в темноте собаку, бегающую по двору, набрал охране, чтобы загнали Альму в вольер, и вернулся к рабочему столу. Закрыл все программы и открыл вкладку с камерой видеонаблюдения. Весь день держался, не давал слабины, а сейчас, в ночь, снова залип на девчонке. Нельзя было оставлять Катю в доме, но и отпускать в таком расшатанном состоянии тоже чревато последствиями. Неизвестно, что еще выкинет. Пусть остается под присмотром охраны, пока я съеду на городскую квартиру, чтобы меньше с ней пересекаться.
Девушка спала. Металась по кровати. Звука у видео не было. Но я и так видел, что ей снились кошмары. Они последние дни ей часто снились. Отголоски подсознания? Понимала, грядет что-то страшное и потому переживала? Или мучила боль от сотрясения головного мозга? Марат выключил Катю точным ударом в шею рукоятью пистолета, она моментально обмякла, упала на пол и сильно ударилась головой. В тот момент я испугался за неё, потому что мои люди в таких ситуациях имели установку стрелять на поражение.
Несколько минут прожигал экран безумным взглядом, а затем поднялся на ноги, подошел к бару и взял бутылку. Плеснул виски в бокал и опрокинул его в себя. Потом еще и еще... Вернулся к столу и так сидел какое-то время, думая обо всем, что случилось, анализируя информацию. Все, что нарыли мои ребята никак не вязалось с ее поведением и поступками. Этот финт с пистолетом о многом говорил, а мои уроки, и в самом деле, не прошли даром.
Не знал, как лучше было поступить. Наверное, отправить домой, когда ей станет лучше, и навсегда вычеркнуть девушку из своей жизни, как и все воспоминания о ней. И больше не прикасаться к ней. Табу. Не по пути нам. Ничего не получится, даже если закрыть на все глаза и дать нам шанс. Своим поступком с пистолетом она дала понять, что чувства с ее стороны были настоящими. А когда увидел Марата за ее спиной с пистолетом в руках, понял, и у меня они тоже есть. Я никого и никогда не любил, но мне стало больно в тот момент от мысли, что могу навсегда ее потерять.
Переключив вкладки, заметил, что постель уже была пустая, а дверь в ванную комнату открыта. Катя не вернулась в спальню ни через десять минут, ни через пятнадцать, а я все смотрел и смотрел в экран, чувствуя, как ноет сердце в груди. Эти чувства и ощущения были для меня в новинку, испытывать их я не хотел.
Закрыв крышку ноутбука с громким хлопком, направился в ее спальню. Черт бы побрал эту девчонку! С учетом принятого алкоголя это была опасная затея, но внутри что-то свербило. Марат неплохо ее приложил. Я заставил его извиниться перед ней, ведь причинять ей физическую боль не входило в мои планы.
Провернув ключ в замке, толкнул дверь и оказался в темной комнате. На прикроватной тумбе тускло горел ночник. На кровати по-прежнему никого не было, стояла оглушающая тишина. Ступая ботинками по мягкому ворсу ковра, я сделал несколько шагов и заметил Катю, лежащую на полу в ванной. Тревога липкими лапами пробралась в душу и полупьяное сознание.
— Твою мать! – выругался я и направился к девушке.
Присел на корточки возле нее и похлопал по щекам, но она никак не отреагировала. Взяв хрупкое тело на руки, я снова почувствовал, как в груди стало тянуть, а осиновый кол будто воткнули глубже. Катя была очень бледной и такой холодной. Мне следовало сразу идти к ней в спальню, а не сидеть и не смотреть в экран ноутбука.
Я положил девушку на кровать, накрыл одеялом и, посмотрев в заплаканное лицо, набрал Марата, чтобы тот снова вызвал врача. Сейчас же.
Присел на край кровати и уперся локтями в колени, повернул голову и наблюдал за Катей немигающим взглядом несколько секунд. От мысли, что готов все простить, стало не по себе. Я не привык видеть ее такой слабой и разбитой. По сути, что девчонка видела в жизни? Росла любимым цветком под крылом матери и отца, пока пьяный отморозок, повернувшийся на вседозволенности и наркоте, не перечеркнул будущее порядочной семьи? А потом новый удар: сосунок Селиванов, посчитавший своим долгом бросить беременную девушку, когда ей была необходима помощь? Может, ей денег хотелось заработать на адвоката для отца? Опору обрести? Черти что… Я уже искал
