вселенскую меланхолию.
— Устала, — говорю и загибаю мизинец.
— Гримёры не тем кремом чуть кожу на лице не сожгли, — и загибаю безымянный.
— С президентом опять поругалась, — загибаю средний палец.
— Вдохновение пропало напрочь, — загибаю указательный.
Потом смотрю на оттопыренный большой, сжимаю руку в кулак и заключаю:
— Всё надоело.
— Ты слишком много работала в последнее время, — соглашается СонЁн. — Тебе просто надо отдохнуть.
— Да я разве против, — киваю я. — Президент СанХён пока не отпускает, говорит, может, чуть попозже, после Китая. А у меня сейчас такое чувство, что я ещё до Китая сдохну.
— Не надо так говорить, — обнимает меня СонЁн. — Беду накличешь… А хочешь посмотреть, как мы выступили на шоу? Там наше самое маленькое сокровище со своим отцом его песню пела. А мы подпевали.
Наше самое маленькое сокровище — это, разумеется, БоРам. Её так ласково ДжиХён называет, обыгрывая одно из значений её имени.
— Давай посмотрим, — соглашаюсь я.
T-ara — Sparks + My Love Crybaby — Idol Star 7080 Best Singer
https://www.youtube.com/watch?v=nV0QvQRt4D8
Ну что, мне нравится. И папашка у БоРам приятный такой дядечка, очень улыбчивый, и песня красивая с ярко выраженной мелодией. Запоминается на раз, что для корейской эстрады скорее исключение. Мелодичность — не самая сильная сторона Кей-попа.
Зовут БоРамкиного родителя Чон ЁнРок. И он довольно заметная фигура на корейской эстраде. Мало того, что он певец и композитор, так он ещё и в молодые годы активно снимался в кино. Мама у них, кстати, тоже известная певица. В общем, понятно, в кого наша крохотуля такая талантливая.
После ужина как-то все успокоились, уткнулись в свои телефоны, а моя тоска никуда не делась. Наоборот, мне стало ещё фиговей. Полюбовавшись на то, с какой любовью БоРам с отцом смотрят друг на друга, я с удвоенной силой ощутил своё одиночество. В том мире мы с мамой жили одни, без отца, не хочу сейчас рассказывать, почему так получилось. И в этом мире ЮнМи тоже отца потеряла довольно рано. К тому же ещё и почти полностью его забыла в результате аварии. И когда мы здесь ходили в поминальный день на кладбище, я его не вспомнил и в душе ничего не шелохнулось.
И вот скажите мне теперь, откуда тут возьмётся желание творить? Со всех сторон какие-то слошные затыки и неустройства. Словно сглазил меня кто-то. На следующий день с утра у меня в планах было довести до ума "First Love" — давно задуманную песню для "Короны" в ритме танго. Но у меня просто руки не поднялись, когда я сел за Корг. Всё, приплыли, нету вдохновения. Пропало. Испарилось. И чё теперь делать, как теперь быть? Как ваять нетленку? А вдруг это навсегда.
СонЁн, беспокойная душа, смотрела на меня, смотрела, а потом и говорит:
— Юна, давай я сейчас ИнДжон позвоню. Она сегодня на концерт собиралась. Пусть тебя с собой возьмёт. Сменишь обстановку, получишь новые впечатления, развеешься немного. А то на твоё страдающее лицо смотреть страшно.
— Ну давай, — соглашаюсь без особого воодушевления, даже не поинтересовавшись, что за концерт. Может, и вправду — развеюсь. — Звони.
* * *
Вечер того же дня. Один из концертных залов Сеульского Арт-центра (Seoul Arts Center).
Зал небольшой, человек на триста. Мы с ИнЧжон сидим в первом ряду. Хорошие места, видимо Ина заранее позаботилась. Кстати, с горлом у неё всё нормально, просто слегка застудила.
Что же до концерта… Я, честно говоря, думал, что мы будем смотреть выступление какой-нибудь известной поп-группы, и ошибся. ИнЧжон привела меня на концерт традиционной корейской музыки. И была очень довольна, что я составил ей компанию. Так-то она должна была идти с мамой, но та, поговорив по телефону с СонЁн, очень великодушно уступила свой билет мне.
Начало мне понравилось. И фантастические танцы с веерами, и женский ансамбль, играющий на больших барабанах в стиле "самульнори" — реально завораживающее зрелище. И даже слегка на мой взгляд затянувшееся выступление оркестра народных инструментов. К своеобразному звучанию различных комунго, каягымов, чангу, конху, чхёльхёнгымов, хэгымов и прочих тэгымов я притерпелся ещё во время обучения в Кирин, так что ничего страшного для моих ушей в этой части концерта не произошло…
— А теперь начинается самое интересное, — шепнула мне ИнЧжон. И радостно пояснила в ответ на мой вопросительный взгляд:
— Сейчас будет пхансори.
Что такое пхансори, я знал. В той же Кирин нам про эту "корейскую оперу" очень подробно рассказывали. Правда, вместе с классом на выступление знаменитых исполнителей этого жанра я не попал, потому что был в Америке на стажировке. Ну что ж, от судьбы, как видно, не уйти. Не посмотрел тогда, увижу сейчас. Признаться честно, к опере я отношусь весьма скептически. Ну не моё это! Помню, ещё в той, московской жизни мама водила меня в Большой театр на "Сказку о царе Салтане". Мне было лет двенадцать и я запомнил только, что это было невыносимо долго, громко, хотя и очень красочно. Сильнее всего меня поразила огромная бочка, в которой бедные герои изображали плавание по морю. Большая бочка в Большом театре, так у меня эта ассоциация и закрепилась.
И уже намного позже, всякий раз проходя по Театральной площади и глядя на знаменитое здание с колоннами, я в шутку представлял на месте квадриги Аполлона гигантскую бочку. Это была моя своеобразная месть за те несколько часов издевательства над моим слухом. Глупец, я тогда даже не догадывался насколько музыка Римского-Корсакова роднее и ближе мне, чем то, что я сейчас должен был услышать.
Сначала на сцену вышел барабанщик, которого называют "косу", а затем и исполнительница — "соррикун". Это была молодая девушка, с большим сложенным веером в руках и одетая, разумеется, в ханбок. Зрители приветствовали её дружными аплодисментами.
— Её зовут Ким НаНи. Она молодая, но уже очень известная актриса, исполняющая пхансори. Нам жутко повезло, что мы попали сегодня на её выступление. Она исполнит отрывок из "Повести о Симчхон", прозрение Шим Бон-са, — прошептала мне ИнЧжон.
Я посмотрел на её восторженное лицо и вспомнил, что одним из увлечений моей сонбе, помимо тхэкводно, было как раз это самое
