Давно я так быстро не соскакивала с кровати и не чувствовала под собой ног, когда одевалась в куртку и сапоги, глотая слёзы. Сколько времени? Вроде бы только дело к полуночи близится, все спят, а вот я от волнения не знаю куда бежать и что делать.
Машина! Где эта чёртова машина! Неужели уехал? Послушался и уехал, что если вдруг?!
Я выскакиваю на улицу, по двору бегает довольный Тузик и пытается подлизываться. А мне нет до него никакого дела, вот вообще, на что мелкий коротышка жутко обижается и прячется в конуру.
Снегу навалило больше пяти сантиметров, это точно, едва пробираюсь к воротам и отчаянно вздыхаю, когда понимаю, что нет кроссовера Черкасова у ворот гаража, да и внутри гаража её быть не может, там старушка Женьки стоит.
Мне давно не было так страшно, мысли накрывают темной пеленой, малыш брыкается, а я кутаюсь в куртку и плачу, ветер больно обжигает лицо, а я не могу с места сдвинуться.
- Марго, ты сошла с ума?!
За моей спиной я слышу голос Марка, поворачиваюсь, ноги сами срываются с места и несут меня к нему.
- Ты не уехал? Ты жив?
- Меня не пустили, Женька ключи отобрал.
- Какой хороший Женька, - лепечу я, вжимаясь в Марка, ладошками скользя по лицу любимого мужчины.
- В дом, живо, ты что творишь.
- Я испугалась, очень.
Марк вталкивает меня в дом, помогает снять куртку. А сам ведь не лучше, не умнее, чем я: выскочил на улицу в спортивных штанах и в пальто на голое тело.
Он так шустро вертит меня вокруг своей оси, а потом оттесняет в спальню, что я не успеваю очнуться.
- Что случилось?
Он испуган не меньше моего, а я дрожу не то от холода, не то от страха за него и не могу слова сказать. Меня кутают в плед, укладывают в кровать, а я глупо улыбаюсь и смотрю на Черкасова, который сидит на краю кровати в пальто на распашку и пытается понять, какая муха меня укусила.
- Сильно замерзла?
- Немного.
- Почему ты там бегала?
- Мне сон приснился, что ты возвращался домой и попал в аварию, только в этот раз ты умер.
Марк смотрит пристально в моё лицо и молчит, а я не сразу осознаю, что по моим щекам градом текут слёзы.
- Ой, - икаю от неожиданности, когда понимаю, что меня изнутри пинает сынок, моя рука по привычке успокаивающим жестом гладит низ живота.
Рука Марка накрывает мою руку, и вместе мы слушаем шевеление сына.
- Ты думала, какое имя ему дашь?
- Да, Пашка, - слова вылетаю из меня так рьяно, что впору удивляться, как легко у него получается вытянуть из меня информацию.
- Красивое имя, мне нравится.
- Мне тоже, племяшки ждут, не дождутся рождения братика.
- Я тоже, веришь?
- Наверное, - кусаю губы и заливаюсь краской стыда, от того, как горячо по моим венам бурлит кровь, медленно начинаю понимать, от чего именно она так бурлит: Марк легонько потирает мои пальчики и непрерывно смотрит мне в глаза.
- Я рад, что теперь мы связанны навсегда.
- Что? – вырываю руку, не сразу понимая, о чём мне толкует мужчина, сидящий напротив.
- Что у нас есть он.
Удивительно, он сегодня немногословный, к чему бы это?
- Ах, это, конечно, родители есть родители, какими бы они не были.
- Ты же любишь меня?
- Да, что?!
Я смотрю на Черкасова круглыми глазами, а он хитро улыбается и пытается сдержать смех.
- Ах ты, шпион доморощенный! Пус…
Мои руки живут своей жизнью: они нетерпеливо проникают под пальто и касаются разгоряченного тела Марка, а он не собирается отпускать мои губы из плена и целует так жарко, что я не соображаю, а веду ли я себя тихо.
- Отпусти, мне дышать нечем, - меня бросает в жар от избытка чувств, откидываюсь на подушку и прижимаю ладошки к лицу.
- Без пяти двенадцать, думаю, что могу воспользоваться этим шансом, вдруг получится, - бормочет что-то себе под нос, а я стыжусь своего поведения и не хочу смотреть ему в лицо, да мои глаза готовы его слопать от голода.
- Посмотри на меня, пожалуйста.
Открываю глаза и опять есть повод моим глазам увеличиться в размере. Перед моим носом в красивой бархатной коробочке лежит помолвочное кольцо.
- Я думаю, что в этот раз я обязан сделать всё правильно.
Я икаю от удивления, когда этот огромный мужчина хлопается на колени перед моей кроватью и протягивает вперед свой подарок.
- Понимаю, что много набедокурил, но прошу об одном: дай нашим отношениям шанс, дай возможность начать всё с чистого листа, и я клянусь: ты не пожалеешь, что доверилась мне. Я готов меняться, я буду стараться.
Марк почему-то смотрит на часы, и я только теперь понимаю, о каких пяти минутах он говорил. День рождения его вот-вот закончится.
В ушах шумит, я пребываю в лёгком шоке, и не знаю, как себя вести дальше. Я хочу верить, что новый шанс будет удачным, но не могу не думать о рисках. Мне столько всего хочется ему сказать, но все потом, потому что именно сейчас мой ответ важен для него.
Слова задерживаются в горле, я не знаю, как правильно их сложить в предложения, чтобы сформулировать мысль правильно. Вдруг понимаю, что порой тысячи слов не несут никакой пользы. Только поступки, лишь они дают понять: всё ли так радужно, как обещалось.
Я протягиваю Марку руку, он торопливо, вижу, как дрожал его пальцы, надевает мне прелестное колечко на палец и вздыхает облегченно.
- Черкасов, ты же понимаешь, что словам я больше не верю, только твоим поступкам?
***
- Рита, Рита, посмотри, что Жорка сотворил? – из коридора слышны крики девчонок, топот их ножек приближается, а я не могу глаза открыть.
- Дядя Марк, ты разве не видел, что он у тебя под носом творил.
Просыпаюсь и сажусь, потираю глаза и неожиданно цепляюсь взглядом за колечко. Жар моментально с новой силой опоясывает моё тело, а память окунает в воспоминания ночи. Ехидно улыбаюсь, представляя сонное лицо Черкасова, тот и так не рад неудобному дивану, а еще и раннее землетрясение в виде племяшек.
- Жорка, гад, ты зачем дождик распотрошил! – причитает Аня, а Марк смеётся на всю комнату.
Я не жду приглашения, спешу в зал, где картина маслом: по ковру накрошен ярко жёлтый дождик, а рядышком с десяток игрушек, которые мой любимый котяра любезно разбросал.
- Ему не нравится, нужно переделать.
Марк тискает орущего кота, который прекрасно понимает, что слажал, и все внимание сосредоточено только на нём.
