~~~
Наутро обо всем написали в газетах и сообщили в новостях по радио. Тело пропавшего священника, обвитое цепями и простреленное в двух местах, найдено на дне озера. «Это расправа в чистом виде», — сообщил анонимный информатор из полицейского участка. Он же сказал, что само обнаружение трупа при таких обстоятельствах — большая удача.
Лиза сидела за столом на своей кухне. Она выключила радио и отложила газеты в сторону. Она старалась оставаться неподвижной. Малейшая попытка пошевелиться нарушала в ней какое-то внутреннее равновесие и приводила к тому, что Лиза принималась бесцельно бродить по дому. Она озирала гостиную с опустевшими книжными полками и подоконниками; кухню, где перемыла всю посуду, высушила буфеты и убрала во всех шкафчиках. Теперь там нет ни квитанций, ни неоплаченных счетов. А в спальне осталось лишь сложенное на кровати одеяло да подушки поверх него; Лизиной одежды там больше нет. Сегодня Лиза легла голой, без ночной сорочки, она накрылась пальто и, к собственному удивлению, уснула.
Оставаясь неподвижной, она пыталась взять под контроль свою тоску, свое желание кричать и плакать, свою боль, из-за которой была готова положить руки на раскаленную плиту очага. Значит, пришла пора уезжать. Лиза приняла душ и надела чистое нижнее белье. Бюстгальтер с непривычки тер под мышками.
Однако собак так просто не проведешь. Словно угадав намерения хозяйки, они, одна за другой, вошли на кухню. Их мало заботило ее нежелание с ними общаться. Они тыкались носами в ее живот, протискивались между ног, засовывали головы под ее ладони и требовали ласки. И Лиза гладила их, совершая над собой чудовищное усилие. Она снова ощущала их мягкую шерсть, их тепло.
— Идите спать, — скомандовала она, сама не узнавая своего голоса.
Они ушли, но вскоре вернулись и снова принялись бродить.
В половине восьмого Лиза встала со стула. Выплеснув из чашки в мойку остатки кофе, она оглядела кухню, которая показалась ей непривычно пустой.
Во дворе собаки заупрямились. Обычно они с радостью прыгали в машину, когда понимали, что им предстоит приятная прогулка по лесу, но сейчас лишь бессмысленно сновали вокруг. Карелин отбежал в сторону и помочился на смородиновый куст. Немец оставался сидеть неподвижно, словно не замечая Лизы, жестом подающей ему команду прыгать в багажник. Майкен была первой, кто послушал хозяйку. Поджав хвост и склонив голову, она побрела через двор к машине. Карелин и Немец последовали ее примеру.
Моррис не любил ездить в автомобиле. Но сегодня он сопротивлялся как никогда. Лиза бегала за ним и ругалась, когда он останавливался. В конце концов она подтащила пса к багажнику.
— Прыгай, черт тебя подери! — прорычала она и хлопнула его по спине.
И он прыгнул. Он ведь все понимал, как и остальные. Собаки видели в окно, как хозяйка, совершенно измученная, присела на бампер. Она никогда не думала, что разругается с ними напоследок.
Лиза подъехала к кладбищу и вышла из машины, оставив собак ее дожидаться. Она направилась к могиле Мильдред. Здесь, как всегда, было много цветов, открыток и даже фотографий, размякших и свернувшихся от влаги.
Женщины из «Магдалины» любили ее.
Лизе, наверное, тоже надо было что-нибудь положить на могилу. Но что?
Она попыталась сказать что-нибудь или хотя бы подумать, но только смотрела на табличку с именем на сером камне. Мильдред, Мильдред, Мильдред… Это слово входило в ее сердце, как нож.
«Моя Мильдред, — подумала Лиза. — Мильдред, которую я носила на руках».
Эрик Нильссон наблюдал за Лизой, стоя поодаль. Неподвижная и безучастная, она, казалось, смотрела сквозь камень. Другие женщины вели себя иначе: они становились на колени, ковырялись в земле, украшали и чистили могилу, разговаривали с прочими посетителями кладбища. Эрик и сам ожидал скорой смерти. Он любил приходить сюда в будни по утрам, чтобы обрести хоть немного покоя. Он ничего не имел против женщин из «Магдалины», но они просто оккупировали могилу его жены. Они завалили ее цветами и заставили свечами, они надстроили на памятнике пирамидку из камней. Его скорби не осталось места, его подношения исчезали в куче этого хлама. Может, другим и помогало всеобщее участие в их личном горе. Может, кто и находил утешение в том, что его скорбь разделяли многие. Но только не Эрик Нильссон. «Я совсем как ребенок», — думал он. Эрик слышал, как на улице люди шепчутся ему вслед: «Это ее муж, бедный, бедный… Его жалко больше всех».
Теперь, направляясь в сторону Лизы, он чувствовал, что Мильдред идет следом за ним.
«Мне подойти к ней?» — спросил он жену.
Но та не ответила, не спуская глаз с подруги. Эрик направился к Лизе и прокашлялся, приблизившись, чтобы не напугать женщину, погруженную в свои мысли.
— Привет, — робко поздоровался он.
Последний раз они виделись на похоронах Мильдред.
Лиза кивнула, на лице ее появилась вымученная улыбка. Он чуть было не сказал: «Решила прогуляться с утра пораньше?» — или что-нибудь в этом роде, что могло бы разрядить ситуацию. Однако в последний момент передумал и начал с другого:
— Она приходила к нам лишь на время. Странно, что раньше мы этого не понимали. Я часто злился, что не получал от нее желаемого, вместо того чтобы с благодарностью принимать то, что она мне давала.
Эрик поднял глаза на Лизу. Та безучастно оглянулась.
— Это я так, болтаю, — махнул он рукой.
— Нет-нет… — ободрила его Лиза. — Все хорошо… я не могу.
— Мильдред так много работала, вечно была занята, — продолжал Эрик. — И сейчас, когда она мертва, кажется, у нас появилось достаточно времени друг для друга. Как будто наконец она вышла на пенсию.
Эрик глядел на свою жену. Сейчас она присела на корточки и рассматривала оставленные на могиле фотокарточки и открытки. Иногда она широко улыбалась. Один за другим она брала камешки, сложенные пирамидкой на памятнике, и сжимала в ладони.
