– Вот черт, – прошептал Хеми. – Это жестко.
– Кстати, откуда ты? Твой акцент…
– Новая Зеландия, – с гордостью ответил он.
– Погоди-ка. А почему ты здесь? Разве ты не должен играть за «Олл Блэкс»?
Я с гордостью продемонстрировала, что знаю, как называется их команда.
Он нахмурился.
– А, я два года играл за них, а потом меня продали, и теперь я здесь. Если честно, я был бы рад вернуться обратно. Я скучаю по дому. Но, с другой стороны, мне бы не хотелось бросать тут старину Подрига. Ему будет непросто вернуться на поле.
Внутренне я содрогнулась. Подриг еще не сообщил команде о своем диагнозе. Я знаю, что он собирался это сделать, но сейчас был явно не лучший момент. Однако меня удивило, что его лучший друг до сих пор ничего не знает.
– Ты не знаешь, когда он собирается вернуться? – с надеждой в голосе спросил Хеми.
Я лишь пожала плечами и улыбнулась:
– Я не знаю.
– Он об этом ничего не говорил?
– В последнее время мы были сконцентрированы на его отце…
Он кивнул.
– Да, конечно, понимаю.
Ответив так, я не солгала. Последняя неделя выдалась тяжелой и принесла много страданий обитателям гостиницы, все занимались организацией похорон. Агнесса из-за стресса была не в состоянии что-то делать, Подриг вообще пребывал в полубессознательном состоянии, поэтому мне пришлось все взять на себя, и, скажу честно, организовать похороны адски трудно. От похоронных агентов ждешь, что они облегчат процесс для тех, кто переживает горе, а они только и думают, как бы вытянуть из вас больше денег.
К счастью, денег у Подрига много, и он мне сказал, что я могу тратить столько, сколько потребуется.
Поэтому в целом все получилось достойно.
День был солнечным, и под лучами солнца трава, прекрасные букеты и венки с цветами казались особенно красивыми. Люди плакали и рассказывали наполненные любовью истории, связанные с Колином. Думаю, если бы Колин был с нами, он был бы счастлив, хотя, кто знает. Может он в глубине души ненавидел всех присутствующих и остался бы недоволен выбором цветов для букетов.
– Нам пора присесть, – сказал Хеми и повел меня к стульям.
Я села рядом с Агнессой, с другой стороны от нее расположился Майор. Подриг стоял на подиуме и был готов начать свою прощальную речь. На нем был темно-серый костюм, который я купила в Корке, и хотя костюм сидел не идеально, Подриг выглядел восхитительно.
– Как ты, дорогая? – спросила Агнесса, взяла меня за руку и крепко ее сжала. От этого проявления нежности у меня на глазах появились слезы.
Я кивнула, крепко сжав губы.
– Я в порядке. Вы как?
– У меня чулки порвались, – проворчала она. – А это моя единственная пара.
Я нежно ей улыбнулась и на секунду положила голову ей на плечо, давая таким образом понять, что я рядом. Юмор и ворчание были ее защитным механизмом. Мне повезло, что она простила нас. Мы с Подригом, к счастью, смогли восстановить с ней отношения.
Мне было больно от мысли, что нам не удалось помириться с Колином.
Подриг, держа в руках лист бумаги, окинул быстрым взглядом собравшихся. Лист в его руках дрожал, но я не понимала, из-за болезни это или от волнения. На этой неделе многие симптомы, такие как дрожь и усталость, можно было легко списать на переживания.
Подриг откашлялся и начал читать стихотворение Дилана Томаса[3].
Не уходи покорно в сумрак смерти,
Не следуй мирно в даль, где света нет.
Пусть гневом встретит старость свой конец.
Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.
Хоть знают мудрецы, что тьма – ответ
На свет всех слов, не следует мудрец
Безропотно туда, где света нет.
И праведник, сдержавший свой обет
Нести добро как солнечный венец,
Рыдает зло, когда слабеет свет.
Подриг откашлялся. Взгляд его был устремлен выше сидящих напротив, он моргал, словно пытаясь избавиться от слез.
Дикарь, свободный человек, поэт,
Прекрасного певец, лучей ловец,
Не побредет туда, где света нет.
Подриг снова замолчал и, тяжело дыша, закрыл глаза. Когда он их открыл, я увидела на его лице выражение страха и горя. Он посмотрел на лист – и отложил его в сторону.
Увидев перед смертью рой комет
Сквозь слепоту всех лет былых, слепец
Бунтует, если угасает свет.
Он продолжил читать стихотворение по памяти, и мне показалось, что душа его матери говорит с нами.
Ты не на склоне – на вершине лет.
Встреть гневом смерть, прошу тебя, отец.
Не следуй мирно в даль, где света нет.
Бунтуй, бунтуй, когда слабеет свет.
Произнося последние строчки, Подриг едва не разрыдался. Он прижал кулак ко рту, стараясь сдержаться. Когда он закончил, мы все рыдали, плакали, всхлипывали и вытирали глаза. Подриг сделал глубокий вдох и продолжил:
– Мой отец всю жизнь бунтовал. Даже если вы не были с ним хорошо знакомы, вы помните, как это было, если проигрывала его любимая команда.
К моему удивлению, в толпе раздался смех. Меня также удивило, что, завершив читать стихотворение, Подриг решил немного пошутить.
– Конечно, его любимой командой всегда была «Манстер».
Когда он это произнес, все захлопали и закричали. Подриг мне говорил, что почти все жители Шамблз болеют именно за эту команду.
– Когда они проигрывали, что случалось довольно часто, все в городе запирали свои двери. Но мой папа, этот Колин, был не просто злобным старым придурком. Он еще был отвратительным водителем.
Я нагнулась к Агнессе.
– Почему все веселятся?
– Это же просто похороны, – ответила она. – Когда еще смеяться, если не на похоронах?
Ладно, раз у них тут так принято, да будет так… В любом случае мне было приятно видеть улыбающегося Подрига, хотя он так и не перестал плакать. Он продолжил, глядя по очереди в глаза присутствующим.
– Я помню, как в первый раз попробовал водить машину, было это под его руководством.
