— Узнал? — задаю вопрос после приветствия.
— Да. Квартиру снял Маслов Олег Евгеньевич.
Я медленно опускаю трубку, не слыша, что еще говорит Борцов. Вот так значит. Последний гвоздь в крышку гроба забит. Хороните.
— Спасибо, Ром, — всё же говорю не своим голосом, отключаюсь, кладу телефон в карман.
Медленно подхожу к окну, отодвигаю тюль.
Цветы, блядь, поливать.
Очень выгодные условия.
Беру на автомате горшок в руки, минуту на него смотрю, а потом, развернувшись, с силой бросаю в стену напротив. Руками хватаюсь за волосы. Черная земля рассыпается по полу, горшок раскалывается на две части.
Долбанный идиот. Был готов поверить, что произошла какая-то ошибка. Допускал мысль, что Маслов пиздит, а если нет, то принять тот факт, что Васнецовой нужны были деньги на проживание. Вот и втянулась в эту херню с наркотой, что это всё вообще может быть обманом, подставой и так далее. Сам себе накидал варианты. Когда ехал сюда сейчас, был уверен, посмотрю ей в глаза и всё пойму. Потому что считал, не могла она мне врать. Вот так, в глаза. Не могла, блядь.
Но скромная девочка, живущая в квартире, которую снимает чувак при бабках. Который притащил её в клуб. С которым она обжимается. И это всё не увязывается с хуйнёй про невиновность. Сука, как так?!
Когда у них всё началось? Когда я приставил к ней Маслова на благотворительном вечере? Сам подтолкнул, идиот?
Ещё один цветок в горшке в моих руках, и его я бросаю в стену с ещё большим остервенением. Сжимаю кулаки до боли.
Бабы — лживые суки. Ненавижу.
Прохожу по комнате, натыкаюсь на зеркало. Ну ты, Жуков, и дебил. Обвели вокруг пальца. Нервно усмехаюсь.
Размахнувшись, бью кулаком в зеркало, по нему тут же идут трещины, расползаются паутиной, как символично. Бью ещё раз, и ещё, и ещё, сыплются осколки, на коже ссадины, но боли я не чувствую. Яростно начинаю крушить всё вокруг, без разбора, с криком, со злостью, с остервенением. Сквозь зубы рвется сдавленное рычание, настольная лампа на полу, ногой по разбросанной земле, бью стену, скидываю с тумбы книги, снова удары. Каждый прямо в сердце. Чтобы больнее, чтобы заглушить.
Бросаю взгляд на кровать, я слишком четко вижу картину того, что здесь происходило ещё вчера. Резко срываю покрывало и отбрасываю в сторону. В какой момент я свихнулся? Когда трахал её здесь? Когда она в глаза заглядывала, когда смущенно улыбалась? Следом летят подушки, я хватаю всё, что попадается под руку, ломаю, бью, крушу, руки в крови, мысли в пелене, стереть бы из памяти стоны, убить любое воспоминание о кареглазом взгляде.
Всё вокруг словно в тумане, вырываю чувства с каждым ударом, всё сильнее, монотоннее. Тише. Спокойнее. Теперь я смеюсь, сначала тихо, потом громко, раскатисто. Вот же дерьмо. Жуков, какой же ты идиот.
Я прихожу в себя, сидя на полу у стены прямо в осколках. Тишина. Сбитые костяшки, рука горит огнем, но мне плевать. На всё теперь плевать. Поднявшись, обвожу взглядом погром — Маслов расплатится, это штрафные.
Смутно помню, как покидаю квартиру, как сажусь за руль. Я вижу лишь смазанные линии, проносящиеся мимо, выжимаю педаль газа. Поток машин уже рассеялся, я резко лавирую между авто, ловя недовольные сигналы в ответ, и быстро добираюсь до клуба.
Пройдя в кабинет, устало опускаюсь на диван. Чувствую, на ближайшую неделю виски составит мне прекрасную компанию. Никого не хочу видеть и больше ничего не хочу слышать.
Делаю заказ, и когда первая бутылка подходит к концу, заказываю ещё.
Новая официантка призывно улыбается, заглядывая в глаза, я ее раньше не видел. Она слишком уж виляет бедрами, ставя бутылку на столик, наклоняется, я перехватываю ее руку и тяну на себя. Девушка вмиг оказывается на моих коленях, а я без прелюдий лезу к ней под юбку.
Интересно, не будь я владельцем клуба, она так же позволила бы себя лапать? Алина, рассматриваю на бейдже. Девушка не сопротивляется, а я просто смотрю хмуро, не выпуская её из рук. А потом натягиваю улыбку, ну смотри, какой я бесподобный, так бы, интересно, я интересовал тебя, если бы был, допустим, дворником?
Продажная девка моих мыслей не слышит. Улыбается в ответ, обнимая за шею, трется бедрами о мой член.
Я расстегиваю её блузку, проведя рукой по груди, веду вверх, обхватываю за шею и резко притягиваю. Девушка вскрикивает, оказываясь слишком близко своим лицом к моему.
— А где стеснение? — произношу низким голосом. Я больше не улыбаюсь. — Поскромничать не надо? Вариант стопроцентный.
— Что? — удивленно хлопает она ресницами.
— Ничего, пошла на хуй.
Разжимаю руки, наблюдая, как щеки девушки вспыхивают, она тут же подскакивает, начиная спешно застегиваться. Таращится во все глаза.
Да только поздно изображать из себя «я не такая», хотя попытку она всё же делает:
— Что вы себе позволяете?
— Ты ещё здесь? Свалила. Живо.
Девушка выбегает из кабинета, а я снова откидываюсь на диван. Тру лицо и матерюсь. Ох, и не завидую я Васнецовой, если она когда-нибудь посмеет появиться у меня на глазах. Даже случайно. Даже в радиусе километра.
Содержимое бутылки исчезает за компанию с ясностью разума. Я помню лишь, что заказываю ещё, и ещё. Помню смутно лицо Димки Власова, как он тащит меня на улицу. Я кричу, чтобы убрал нахуй свои руки и что в состоянии добраться сам, но всё же усаживаюсь в его машину, сжимая в руках бутылку.
Дома иду в комнату прямо в обуви. В коридоре испуганная Женя, заплетающимся голосом говорю ей, чтобы впредь внимательнее выбирала подруг, потому что эта была охотницей за деньгами.
Женька расширяет глаза, а я добавляю:
— Не удивлюсь, если она у меня бабки на базе украла. Больше некому. Представляешь, пропала крупная сумма. Получается, украла и смылась, вот такие дела.
Опираюсь на стену рукой, чувствуя, что равновесие меня подводит, а когда комната перестает так сильно кружиться, направляюсь в спальню и падаю на кровать.
Утро врывается головной болью и тяжестью в груди. Словно придавлен каменной плитой, даже вздохнуть сложно. Медленно сев на кровати, хватаюсь за бутылку, сдерживая пульсацию. Блядь, невыносимо. И следующей волной, словно напалмом, накрывают вчерашние новости. Прямо из горла делаю несколько глотков и морщусь.
Ничего, это пройдет. Плавали, знаем. Главное, забыться на время, а потом болезненную тоску сменяет тупая пустота.
Шлепаю на кухню, завтрак не лезет, в кофе добавляю коньяк, вспышкой врываются новые воспоминания, картинки последних недель, и везде в главной роли лишь она: Соня, Соня, Соня. Охуенно забылся. Матерюсь и достаю из бара новую бутылку виски, усевшись за стол, наливаю немного в стакан.
