Книга Все цветы Парижа - Сара Джио

– Может, их нет дома? – сказала я Эстель, когда она в третий раз набрала на домофоне номер 304.

– Я все равно попробую еще раз, – невозмутимо заявила она.

На этот раз нам ответил женский голос.

– Это Эстель. Можно нам войти?

– О да, милая, – ответила женщина. – Простите, что заставила вас ждать. Я говорила по телефону и потеряла счет времени.

Мы поднялись на третий этаж, и в дверях квартиры нас встретила Марселла, высокая женщина с темными кудрями, в легинсах и просторном свитере, с золотыми браслетами на правом запястье.

– Садитесь, пожалуйста. – Она показала на диван.

Я представилась и объяснила, как связана с проектом Эстель.

– Ах, потрясающая квартира, не так ли? – отозвалась она, как говорят о чем-то давно забытом.

– Да, – подтвердила я.

– Я всегда буду сомневаться, правильно ли мы поступили, отказавшись от нее. Но просто мне пришлось бы вспоминать тот день…

Эстель подалась вперед, открыла блокнот и приготовила ручку.

– Расскажите мне об этом.

У Марселлы затрепетали ресницы, словно она пыталась вспомнить боль от неразделенной любви.

– Мы сыграли свадьбу годом раньше и долго искали себе жилье в Париже. Можно назвать это разборчивостью, но мы точно знали, чего нам хотелось. Балкон для меня и достаточно просторную кухню для Мишеля. Он терпеть не может маленькие кухни. – Она вздохнула. – Одним словом, у нас было одно разочарование за другим. Пока… мы не зашли в дом восемнадцать на улице Клер.

Мы переглянулись с Эстель.

– Квартира пустовала много лет и в тот день была выставлена на продажу, – продолжала она. – Всю ее историю никто не знал, но агент из Сотбис сообщил в сопроводительной записке кое-какие детали. В годы оккупации эта квартира приглянулась некоему немецкому офицеру высокого ранга, и он сослал ее владельцев, еврейскую семью, в трудовой лагерь, где они и погибли. После войны французское правительство старалось вернуть собственность ее настоящим владельцам, но во многих случаях их уже не было в живых, а наследников тоже часто не удавалось отыскать. – Она вздохнула. – Квартиры стояли пустыми, в доверительном управлении, в том числе и эта, в доме восемнадцать. Наконец парламент принял новый закон, разрешающий продавать такую невостребованную недвижимость, а выручку направлять на конкретные гуманитарные и правительственные программы. Конечно, нам было неприятно, что ту квартиру отняли у еврейской семьи, но мы ничего не могли изменить. Но зато мы могли купить ее, чтобы наши деньги пошли на благое дело. Нам это казалось неким искуплением, хотя и слабым.

Эстель записывала ее слова, а Марселла замолчала и задумчиво посмотрела в окно.

– Ну, мы сразу полюбили ее, и это неудивительно. Наш риелтор господин Пети, который, между прочим, был не из робкого десятка… – Она помолчала и, что-то вспомнив, нервно засмеялась. – В общем, он пытался отговорить нас. Там требуется такой большой ремонт, говорил он, а на него еще надо получить разрешение, и это займет целую вечность. Пройдут годы, прежде чем реновация закончится. – Она покачала головой. – Однако мы его не послушали. Мы хотели жить в этой квартире. Но когда взялись за ремонт, поняли, что наш риелтор был прав. Переделывать пришлось буквально все. Объем работ был чудовищно огромным, но в то время нас это не пугало. Я заезжала туда каждый день и смотрела, как идут дела. С каким восторгом мы наблюдали, как квартира постепенно обретала тот вид, о каком мы мечтали, пока… не наступил тот самый злосчастный день.

– Какой день? – Эстель прищурила глаза.

– Число я не помню, но это было в августе. Стояла жара. После работы я приехала туда на велосипеде, как всегда. И купила еды для Эдуардо, нашего рабочего. – Она помрачнела. – Я никогда не забуду выражение на его лице.

– Что там было? – спросила Эстель.

– Шок, – ответила Марселла. – Он вышел из дальней комнаты, держа в руке ломик, покрытый пылью и грязью. У него было такое лицо, словно он… увидел призрак. – Она вздохнула. – Он сообщил мне, что там он нашел что-то важное, что я должна увидеть. Ох, если бы это были муравьи или даже крысы. – Она снова нахмурилась. – Но это было гораздо хуже.

У меня тревожно забилось сердце.

– Эдуардо готовил полы для циклевки, когда обнаружил неплотно прилегающую доску, а под ней тайник. – Она накрыла губы пальцами. – Я до сих пор помню тот запах, тот ужасный, затхлый запах.

Эстель не отрывала глаз от Марселлы.

– Что именно вы там увидели?

– Сначала я не поняла, что там, – ответила она. – У Эдуардо дрожала рука с фонарем.

– Вы нашли… человеческие останки? – осторожно спросила Эстель.

Я в ужасе затаила дыхание.

– Нет, – ответила Марселла. – Но было очевидно, что там держали ребенка, возможно, долгое время. Возможно, что детские косточки просто сгнили, или их съели крысы, или их через несколько лет тихонько выбросили. Или, может, ее спасли, в конце концов. Я просто не знаю.

– Ее? – переспросила я. – Откуда вы знаете, что это была девочка?

– Эдуардо нашел несколько вещей, в том числе съеденное молью платьице. – Марселла выдвинула из-под столика деревянный ящик и открыла крышку. – И вот что. – В ящике лежал очень ветхий бурый медвежонок. Она протянула его Эстель вместе с какой-то старой тетрадью в кожаной обложке.

– Это дневник той девочки, Кози, – сказала Марселла. Она открыла дневник и дотронулась до страницы. – Девочка была настоящим ангелочком, это сразу видно, когда читаешь ее милые слова. И ее держали в таком мрачном месте…

– Вы нашли что-нибудь еще?

– Нет, – ответила она. – Вернее, больше не было ничего важного. Кажется, Эдуардо упоминал о разбитом кувшине и фонарике. Разумеется, мы поставили в известность полицию, и там подтвердили, что в квартире когда-то жил немецкий офицер. – Она решительно кивнула, повернувшись спиной к ящику с реликвиями. – У меня не хватило духа отдать это полицейским. Мне показалось неправильным, что эти дорогие для детского сердечка вещи будут заперты в казенном месте. Вот я и хранила их. В память о Кози. – Она протянула Эстель игрушку и тетрадку. – А теперь я хочу отдать их вам.

– Для меня это большая честь, – ответила девушка.

– После этого мы с мужем решили отказаться от квартиры в доме восемнадцать на улице Клер. Вскоре мы продали ее риелторской компании; та собиралась закончить реновацию и добавить квартиру в портфолио для сдачи в краткосрочную аренду американцам. – Марселла пожала плечами. – Нам хотелось поскорее отделаться от нее.