Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Какой красавчик! – воскликнула, увидев его, прима труппы Колотыгина.
Сковородин, пожилой сутулый трагик с орлиным носом, скривился:
– Где вы играли раньше, молодой человек?
– Нигде, – честно признался Яблочков.
– Боже, какой баритон, – сложились от восхищения ладошки у Колотыгиной. – Прирожденный герой-любовник.
– Не подходит, нет опыта, – гнул свое антрепренер.
– Сама всему научу.
– Не сомневаюсь, – пробурчал Сковородин.
«Репетировать» – так Колотыгина называла кувырки в ее кровати – она была готова целыми сутками, Арсений за первый месяц своего актерства восемь фунтов потерял. Труппа часто переезжала из города в город, потому что состав ее был слабым и представления частенько заканчивались свистом.
После спектакля в Калуге за кулисы пришла сестра Варя:
– Арсений, бог мой! Как хорошо, что мой Сергей Сергеевич задержался на службе. Умер бы от стыда, узнав тебя. Как ты посмел пойти в актеры?
– Надо же что-то кушать.
– Ты говоришь как лакей. Неужели не мог написать, попросить помощи?
– Зовешь в приживалы?
– Почему в приживалы? У Сергея Сергеевича – дядюшка-генерал в Петербурге. Я упрошу его написать, попросить для тебя протекцию. Только ты должен немедленно, слышишь, немедленно покинуть этот вертеп. И никому никогда даже под пытками не признаваться, что служил актером. Это – позор. Как ты не понимаешь?
Арсений Иванович и сам уже был не рад службе в театре. За пять лет кочевой жизни, наполненных бесконечными интригами из-за ролей, постоянными денежными обманами Сковородина и изматывающими «репетициями» с Колотыгиной, очарование сцены сменилось ненавистью и презрением к ней. Да и перспектив для себя он не видел. Молодость скоро пройдет и вместо героев-любовников придется играть простоватых отцов семейств, потом – лакеев. А затем, если повезет, – богадельня. А если не повезет – место на паперти.
Генерал-майор Ефимов-Ольский давно пребывал в отставке.
– Почему-с не желаете служить Отечеству на поле брани? – спросил он строго.
– Из-за слабого здоровья, ваше превосходительство.
– Образование?
– Гимназия. Окончил с медалью…
– Чем изволили заниматься ранее?
– Служил судебным следователем в Спасске-Рязанском.
– Это в захолустье гимназистов следователями берут. Здесь вам столица! Без образования никакая протекция, даже моя, не поможет.
– Верблюжонок, – подала голос жена генерала Серафима Юрьевна, старушка с добрыми глазами в старомодном чепце. – А если Феденьку попросить?
– В полицию пойти не побрезгуете? – строго спросил Ефимов-Ольский.
– Нет, – пожал плечами Яблочков.
И через день представился Крутилину.
Арсений Иванович дописал прошение об отставке, оставалось лишь его подписать. Но он его спрятал в ящик, чтобы еще и еще обдумать внезапное решение. Вынужденное решение.
Совершенно случайно попав в сыскное, Арсений Иванович понял, что рожден для этой службы. Ему нравилось ловить воров и грабителей. И Крутилин ему нравился. Можно сказать, что Ивана Дмитриевича он просто боготворил. До сегодняшнего утра, конечно. Крутилин не только командовал, но и учил его нелегкому сыскному ремеслу. Первоначальный холодок (Ивану Дмитриевичу было неприятно, что не сам подчиненного выбрал, а навязали сверху) быстро растаял, когда Яблочков, переодевшись нищим, в одиночку задержал беглого каторжника[13]. И хотя платили в полиции немного, Арсений Иванович был доволен и службой, и перспективой. Потому что был уверен, что рано или поздно сам займет место Крутилина. А там, глядишь, и чины пойдут, и цацки, и квартира казенная начальнику сыскной полагается.
Сегодняшний день перечеркнул все надежды. Как же так? Почему Крутилин отпустил заведомых негодяев? Почему он поверил Жупикову? Зачем подверг Яблочкова унижению, заставив извиняться перед преступниками?
Арсений Иванович опять открыл ящик. И сразу закрыл. Протекцию теперь никто не составит – генерал Юлий Валерьянович Ефимов-Ольский нынешней зимой почил в бозе.
В огромную приемную сыскной полиции вошли Жупиковы с Аставацатуровым. Агенты, что там толклись, замолчали словно по команде. Африкан Семенович обвел их наглым взглядом:
– Ошибочка вышла, господа сыщики, – Жупиков повернулся к Яблочкову: – Что молчишь, хрен для поручений, а ну, подтверди.
– Вы свободны, обвинения с вас сняты, – сквозь зубы, будто под дулом, произнес Арсений Иванович.
Негодяи с важным видом прошествовали к двери.
А Яблочков дернул ящик, вытащил прошение и размашисто в нем расписался. Потом без стука вошел в кабинет и положил перед Крутилиным. Тот кинул быстрый взгляд:
– Причины?
– Семейные.
– Обиделся, значит…
– Господин надворный советник…
– Не перебивай. Я не закончил. Вернее, даже и не начинал. Садись, слушай. Думаешь, я не знаю, что Жупиков вор? Знаю. Преотлично знаю. И что швейцар сказал правду, тоже знаю. Но вот какое дело… Жупиков – мой освед[14]. Знаешь, сколько преступлений благодаря ему я открыл? Помнишь, кражу из дворца Великого князя М.? Кабы не Африкан, ни преступника, ни похищенную картину не отыскал бы. А если бы этого не сделал, еще неизвестно, кто сейчас в этом кресле напротив тебя сидел бы. Ты еще молод и просто не понимаешь, как тебе повезло. Вожусь с тобой, как со щенком, учу уму-разуму. Ну да, распекаю иногда, куда без этого? Но без злобы, по-отечески. А когда выращу из тебя волкодава, с преспокойной совестью уйду на пенсию внуков нянчить, рыбку удить. Будешь тогда меня, старика, добрым словом вспоминать. Потому что учить уже будет некому, а распекать станут пуще прежнего. Я от обер-полицмейстера всегда на полусогнутых выхожу, ни живой ни мертвый. И первым делом после его выволочки лекарство принимаю. Ты тоже прими, – Крутилин встал, подошел к сейфу, достал оттуда полуштоф с водкой и стакан, плеснул на донышко, протянул Яблочкову. – Потом сажусь, – начальник сыскной вернулся в кресло, – открываю ящик, достаю вот этот листок и читаю. На!
Яблочков не без удовольствия (голова после вчерашнего гудела сильно) выпил, поставил стакан и взял протянутую ему бумажку. Красивым с завитушками почерком там было выведено:
«Сегодня на сто втором году жизни скончался действительный тайный советник, кавалер орденов Анны, Станислава и Владимира первых степеней, бывший петербургский обер-полицмейстер и бывший министр внутренних дел Иван Дмитриевич Крутилин. Он принадлежал к числу тех типических тружеников, которые работают с утра до вечера, не знают никаких в свете удовольствий и всецело преданы своему делу…»
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
