Жане рассказал об одном клиническом случае – почти фантастическую историю о женщине-пациентке, которая была зациклена на воображаемых кишечных паразитах; она утверждала, что паразиты постоянно ползают у нее внутри, выгрызая внутренности. Жане предположил, что эта женщина, несмотря на свои страдания и отвращение, испытывала некоторого рода комфорт благодаря воображаемому привычному присутствию этих существ: у нее было нечто стабильное в жизни.
Позднее Джеймс расширил свои исследования экстремальной зацикленности, включив в него общественных деятелей, горячо приверженных социальным или политическим идеям: Дороти Дикс, которая вела рубрику в газете и освещала вопросы половой дискриминации; Генри Берга – он основал общество защиты животных от жестокости; а также Генри Паркхерста, который в одиночку боролся с организованной преступностью и популистскими политиками Нью-Йорка. Эти люди отказавшись от себя, пусть и для благой цели, дошли до болезненного упрямства в своих идеях; их страсти, как определил Джеймс, «показали под микроскопом игру человеческой природы».
Джеймс установил, что у всех людей существует потребность к трансформации персональных изменений, поступающих из «горячей точки» сознания. Он видел это как у пациентов с обсессией, так и у тех, кто был поглощен внешней причиной; он даже определил, что эта потребность лежит в основе религиозного пыла.
«Самые высшие и низшие чувства, полезные и разрушительные импульсы начинаются с относительного хаоса внутри нас», – писал Джеймс в «Многообразии религиозного опыта», книге, где были собраны прочитанные им в 1901 и 1902 годах лекции о природе религии. Джеймс не ссылался на религиозные догмы или на тех, для кого религиозный обряд – просто «скучная привычка», но говорил о том опыте верующего человека, для которого вера в Бога является «внутренней опорой». «Помните, – писал Джеймс, – что смысл заключается в том, чтобы действительно верить». Это вера в ту веру, что имеет смысл.
В то же время Джеймс понимал, что терзания разума непросто преодолеть религией. Одной веры недостаточнно – эмоциональный заряд, который сопровождает веру, не менее важен. Чтобы достичь трансцендентности, утверждал Джеймс, вера должна быть дополнена тем, что он называл «прикосновение взрывной интенсивности».
Серьезный религиозный опыт, добавлял Джеймс, включает «толчок подсознательного, иррациональную часть… жизненные потребности и мистическую сверхверу». Он был первым ученым, который органично связал разум с религиозным опытом – и доказал, что скрытые способности контролируют «чувство единства с силой вне нас».
Джеймс приводит слова святого Августина, описывающего момент, когда он открыл свою собственную непреодолимую слабость: «Новая воля, которая появилась у меня, еще не была достаточно сильной, чтобы преодолеть другую волю, укрепленную длительными поблажками. Итак, эти две воли – одна старая, другая новая, одна плотская, другая духовная – соперничают друг с другом и тревожат мою душу… На самом деле это был я сам в обеих волях, и больше меня было в той воле, которую я одобрял, чем в той, которую я не одобрял. И тем не менее, это я сам позволил привычке получить такую власть надо мной… Я предпринял другое усилие и почти преуспел, хотя я еще не достиг цели». Обращение, утверждал Джеймс, это один из способов, которым человек находит свой путь к счастью, – как это сделал в конечном счете святой Августин.
Хотя религия успокаивает нас, говорит Джеймс, это «только один из многих способов достижения гармонии; и процесс исправления внутренней незавершенности и уменьшения внутреннего разногласия является общим психологическим процессом, который может иметь различные формы…».
И все же, как Аристотель и Платон, Джеймс не мог объяснить патофизиологию захвата. Почему – и как – единственная мысль неосознанно для нас может захватить наше внимание и зафиксироваться в нашем разуме?
Наука о захвате
Исследователи, от Аристотеля до Джеймса, пытались объяснить причины чувств, мыслей и действий человека, основываясь на философской концепции человеческого разума. Они признавали сложность контроля над мыслями, чувствами и действиями, но, по понятным причинам, не могли воспользоваться результатами естественнонаучных исследований для подтверждения своих выводов. Сегодня достижения нейронаук позволяют нам сделать это.
Хотя прогресс предоставил нам возможность рассмотреть мозг во всех поразительных деталях, эмоциональная жизнь человека не может быть сведена к единственной нейробиологической функции или теории. Мозг – источник наших способностей к обучению, рассуждению, чувствам и памяти, и эти аспекты нашей жизни не могут объясняться только нейрофизиологией. Никакие исследования не могут охватить бесконечные стимулы, раздражители и физиологические изменения, которые влияют на нас в течение всей жизни. Наши знания о мозге сегодня остаются – и всегда останутся – постоянно меняющимися.
И все же полноценную теорию психического заболевания следует основывать на доказательствах из области нейробиологии. Связав субъективный опыт с физиологией, мы сможем увидеть, как процесс захвата укладывается в рамки современных научных знаний.
Захват возникает в огромной и сложной сети мозга. Мозг состоит из нейронов – нервных клеток, ответственных за передачу информации посредством электрических и химических сигналов. Эти нервные клетки организованы в отдельные слои, сети и области. Каждый раз, когда мы переживаем новый опыт, в ответ образуется нервный паттерн – своего рода микросхема, которая соединяет различные участки мозга. Со временем эти нервные паттерны связываются с любым сигналом, который пробуждает это переживание. Шелест океанских волн, ощущение песка под ногами, блики солнца в небе – это все маркеры детских поездок на пляж. Когда мы вспоминаем такого рода переживание или что-то связанное с ним, или даже если мы просто делаем что-то, что вызывает мысли или ощущения, связанные с этим переживанием, – снова активируются те же нервные паттерны.
Мозг создает эти нервные паттерны посредством сложноорганизованной последовательности событий. Как только мы сталкиваемся с каким-то стимулом – объектом, мыслью, звуком, запахом, – наши нейроны «срабатывают», или, говоря иначе, возбуждаются. Когда нейроны возбуждаются, они переносят химические вещества, возбуждающие соседние нейроны, и те, связываясь друг с другом, открывают каналы, позволяющие отрицательному электрическому заряду проходить по нервному волокну. Этот электрический импульс делает соседний нейрон нестабильным, а поскольку он больше нестабилен, то возбуждается, в свою очередь передавая свой собственный электрический сигнал. Таким образом, активация нейронов представляет собой цепную реакцию: возбуждение первого нейрона инициирует реакцию других нервных клеток в цепи. В общем, чем интенсивнее изначальный стимул, тем сильнее нейроны будут возбуждаться.
Существует множество различных видов нейронов, и каждая субпопуляция, как и отдельный нейрон, является высокоизбирательной по отношению к виду стимула, на который реагирует. Например, сенсорные нейроны запрограммированы так, чтобы возбуждаться в ответ на стимулы с определенными характеристиками. Некоторые сенсорные нейроны регистрируют боль и температуру, другие – положение, вибрацию или легкое прикосновение. Определенные нейроны в составе зрительной системы активируются, только когда в поле нашего зрения появляется горизонтальная линия, а другие реагируют исключительно на вертикальную линию. Существуют нейроны, настроенные на толстые или тонкие линии, или на быстро мигающий свет, или на медленные вспышки света.
