Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Какао ещё раз склоняется и видит на полу, рядом с раковиной, стопку брошюрок с проповедями преподобного, он с благоговением берёт одну, разглядывает немножко пожамканное лицо Джонсона-и-Джонсона, разглядывает ролекс на его руке, и улыбнувшись, прячет брошюру в карман своего песочного пиджака.
Дорогие братья и сёстры! (Дорогие братья и сёстры! — переводит тётка в костюме). Господь манипуляциями своих божественных рук собрал нас тут всех вместе! (Господь произвёл определенные манипуляции— переводит она. — В месте.) Так поблагодарим же его за то, что мы тут собрались — и вы, и я! (Так благодарю вас, что вы тут собрались, и я.) Я говорю вам, братья и сёстры — встанем, встанем и прочтём молитву, во имя господа, аллилуйя! (Аллилуйя — не совсем понимает его тётка.) Господи, говорю я! (Он говорит — «Господи».) Посмотри на этих людей, которые тут собрались этим утром! (Утром уже собрались.) Их сюда привела сюда твоя божественная любовь, не так ли? (Их сюда привела не так любовь.) Да, Господи! (Да.) Да, аллилуйя! (Тётка молчит.) Но вы можете спросить, почему ты, преподобный Джонсон-и-Джонсон, говоришь нам об этом, мы всё это знаем, по нам так лучше покажи чудо! (Мы знаем по вам всё! — грозно говорит тётка, — можете спросить.)
Я хочу рассказать вам одну историю, я хочу вам показать на конкретном примере, чтобы вы понимали, что я имею в виду. (Я хочу вам, например, показать, вы понимаете что я имею в виду.) Одна девушка из южного Коннектикута (Одна девушка с юга) жила в крайней нищете (жила себе на юге), у неё не было родителей, не было друзей, не было собственного психолога (она занималась психологией, была психологом, собственным), она совсем потеряла надежду на божье откровение, и её дни текли бесконечным потоком (она всё потеряла и текла без конца). Аллилуйя! (Тётка молчит.) Однажды на её пути появился божий человек, пастор (в её жизни появился человек, мужчина) и он сказал ей — сестра! (это была его сестра) сестра! (ещё одна) остановись, это кошмарно — ты сама закрываешь двери, сквозь которые мог бы войти к тебе Иисус (закрывай двери, сказал он, к тебе может прийти кошмарный Джизус). Для чего ты это делаешь? (Что ты для этого делаешь?) И он ушёл от неё, он имел достаточно её неверия (Старик, оказывается, имел её, и он сказал достаточно. И ушёл.) И она осталась одна, и её дни дальше текли бесконечным потоком (И она дальше текла одна) И вот однажды, когда она возвращалась с покупками (Однажды она попала-таки на шопинг) и переходила улицу, какой-то пьяный автолюбитель не смог как следует притормозить и сбил её с ног (она уже была такая пьяная, но не могла остановиться и падала с ног, как автолюбитель), и когда она очнулась в реанимации, на операционном столе (она очнулась на столе, ну там пьяная, грязная, в порванной одежде, шалава), под скальпелем хирурга (на ней уже был хирург), она не могла вспомнить своего имени (она не могла его даже вспомнить. Да она всё забыла, она пьяная была, алкоголичка конченная), она потеряла память! Она совсем ничего не помнила (пропила всё — и хату, и вещи, и деньги сняла с книжки — тоже пропила, нашла хахаля, начали самогон гнать), она не помнила, откуда она (откуда она такая взялась — жаловались соседи), не помнила своих родителей, своего папу, свою маму (твою маму, говорили они, что за курва подселилась к нам в подъезд, нам скоро электричество отключат из-за её аппарата), она забыла всю свою жизнь (всю свою жизнь мы тут пашем, а эта прошмандовка пришла на всё готовое ещё и хахаля с собой привела), и когда уже все, даже врачи, потеряли надежду (мы тебе, сука, покажем дом образцового быта и моральный кодекс строителя коммунизма. Мы тебе, падла, ноги поотрываем. А хахаля твоего в диспансер сдадим, пускай лечится), ей внезапно явилось божье откровение (а то совсем оборзела, сучка привокзальная, с хахалем своим, прошмандовка, думает, что мы за неё за электричество платить будем, думает она тут самая умная, тварь морская, и ещё этот, хахаль её, ёбаный-смешной: сдадим в диспансер и кранты, да хули мы тут с ними ручкаемся — сейчас вызовем участкового, обрежем провода, и хахаля её тоже обрежем, тоже мне — моряк торгового флота, ёбаный-смешной, пришли тут на всё готовое, прошмандовки, блядь), и Бог сказал ей (нахуй, нахуй с пляжа, девочка, мы всю свою жизнь тут пашем, а ты думаешь что — самая главная, за хахаля за своего думаешь спрятаться, за морячка? Диспансер за твоим морячком плачет, вот что мы тебе скажем, да-да — диспансер). Какой диспансер? — вдруг думает Джонсон-и-Джонсон, что эта факин сучка переводит? Он делает паузу, во время которой слышен плач инвалидов, и продолжает.
Дорогие братья и сёстры! (Дорогие братья и сёстры! — возвращается ближе к теме переводчица.) И вот господь говорит ей — вспомни всё (господь говорит вам — вспомните и всё!), встань и иди! (и идите себе!), и она пошла (и пошла она), и она спросила врачей (спросите врачей) — кто платил за моё лечение? (кто за всё платить будет). И они сказали ей — это чудо, чудо господне, но кто-то оплатил твою страховку (страхуйте свое чудо), и кто-то передал тебе одежду, вещи, и это второе чудо (другое дело, что кто-то передал тебе чудо), и кто-то нанял для тебя жилье, у тебя есть теперь крыша над головой, и это третье чудо (и это чудо, которое уже в третий раз у тебя над головой). И тогда она поняла — это же откровение господне, откровение которое открылось ей (и тогда у неё открылось), и что это сам Иисус дарит ей просветление, совсем небольшое, небольшую такую полоску света, как ночью, когда вы открываете холодильник (кошмарный Джизус ночью хочет подарить ей холодильник, совсем небольшой такой). Для чего я рассказываю вам это, братья и сёстры? (Для чего вам братья, сёстры?). Для того, чтобы вы поняли, что откровение господне этот как морские продукты (тётка измученно замолкает и про что-то задумывается) — главное не просто поймать его, главное — уметь его приготовить. Откровение господне это как мозги у осьминога — ты не знаешь, где он у него находится. Поэтому ты подходишь к осьминогу, смотришь на него, и ты думаешь — аллилуйя! — где у этого факин осьминога мозги? Ведь если есть осьминог, то должен быть и мозг? Но ты не можешь дойти до этого своим умом, твой ум ленив и обезнадёжен, ты не можешь просто так взять осьминога и сделать своё дело, ты должен всё сверять с внутренним голосом, который говорит тебе — брось его, брось, ты не найдешь тут ничего, эта задача не для тебя. И тогда ты начинаешь сомневаться в себе. Аллилуйя! Ты думаешь — да, я не достоин этого, я слишком слаб и немощен, чтобы пройти этот путь до конца и во всём разобраться, эта работа не для меня. Я лучше отойду в сторону. Потому что ты видишь его тело, оно такое же, как твоё тело. И ты видишь его глаза — они такие же, как твои глаза, и ты слушаешь, как бьется его сердце, — пусть славится господь — оно бьется так же, как твоё! Так кто ты такой?
— Осьминог! — кричит кто-то из зала.
Какой осьминог? — не понимает Джонсон-и-Джонсон, почему осьминог? он на миг растерянно замолкает, но не теряет волну и снова ныряет в цветастое пурпурное проповедническое говно: правильно, ты — дитя божье! Все мы дети божьи! Откровение господне в каждом из нас (Каждому из вас, — включается тётка, — на выходе выдадут брошюрку и календарик с фото преподобного), так учтём же внимание Всевышнего (спасибо вам за внимание, всего хорошего, до новых встреч на проповедях Церкви Иисуса (объединённой)), встреча с которым ждёт нас впереди! (до новых встреч, — тётка повторяется. — Не забывайте свои вещи, — добавляет она, — и уберите отсюда этих траханых инвалидов).
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
