909–555–8010 — Мне не нужны друзья, — громко сказал сам себе Соломон.
— Ты с кем-то говоришь? — съязвила мама из соседней комнаты.
Соломон вышел из кухни в гостиную, держа письмо в руках, и посмотрел на мать. Та покачала слегка головой, но он видел, что она изо всех сил пытается сдержать улыбку.
— Все закончится так же, как с Грантом. Зачем что-то менять?
— Милый, Грант был придурком.
— Он как раз был обычным, — заявил Соломон. — Просто я не умею общаться с нормальными людьми.
— Хочешь сказать, я ненормальная? Или папа?
— Ну мам, я серьезно. Что мне ей ответить? О чем нам вообще говорить? Я не хожу в школу. Я вообще никуда не хожу.
— Сол, твоя проблема в том, что ты никогда и ни с кем не дружил по-настоящему, — ответила мама. — Почему бы не попытаться?
— Не выйдет, — бросил он, кладя письмо на стол, и удалился к себе.
Прошел целый час, а Соломон как лег на пол по возращении в спальню, так и лежал, глядя в потолок. Дом Ридов построили в семидесятых, и на всех потолках красовалась зернистая штукатурка белого цвета с вкраплением золотистых блесток. Соломону нравилось их пересчитывать, но уже на сотой глаза начинали слезиться, а пятнышки — мерцать, словно реальные звезды, будто кто-то сорвал крышу и он снова видел ночное небо.
Соломон не знал, нужен ли ему друг. Да, порой ему было несколько одиноко. Да, все дни проходили довольно однообразно, но он к этому привык. И, как верно подметила мама, у него никогда не было настоящего друга. Так что же он мог знать о дружбе? Правильно — ничего. Соломон и в школе с трудом общался с людьми, а что ему делать с той, чья жизнь бурлит снаружи — там, где ему нет места? Но сильнее его страшило совсем другое: вдруг после всех этих пряток, в которые Сол заигрался с внешним миром, его больше никто никогда не найдет?
А еще Соломона напрягала ситуация в целом. Некая преследовательница взяла и написала ему письмо, а мама вела себя так, словно это повод устроить вечеринку. Он сомневался, стоит ли слушать ее советы в сложившихся обстоятельствах. Если появлялся даже малейший шанс на то, чтобы Соломон покинул дом, — объективность мамы таяла на глазах. Оставался отец.
— Пап, — сказал Соломон, возвращаясь в гостиную.
— А вот и он. Хан Соло[6] собственной персоной! Бунтарь без причины[7].
— Мама уже рассказала о письме?
— И зачитала вслух.
— Ну еще бы, — пробормотал Сол.
— Как-то все это странно, да?
— Вот именно.
Соломон присел на диван и потянулся к журнальному столику за письмом. Перечитав первые строки, он с тревогой взглянул на отца.
