Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Ксению выкручивало так, что она уже ничего не видела, не слышала. Кирилл вызвал вторую «Скорую». И именно второй врач поставил диагноз – мигрень. Он вкатил ей коктейль из лекарств и ждал, когда они подействуют. Ксения кричала от боли. Этот врач задернул шторы и вкатил еще один укол. На тумбочке оставил телефон невропатолога.
– Вам нужно. Сами не справитесь, – сказал он.
– Справлюсь, – процедила Ксения.
Она справлялась. Научилась. Чувствовала приближение мигрени, задергивала шторы, ложилась в постель, укрывалась двумя пледами и глотала таблетки. Так случалось каждый раз после изменений в жизни Алика. Ксения называла это посттравматическим синдромом.
Развод с Верой Алик переживал с Ксенией. Это получилось само собой. Как всегда у Алика – легко. Он пришел, позвонив уже от подъезда, и остался. Ксения не смогла его выгнать. Кровать была одна. Маячила ли уже тогда на горизонте Карина, Ксения не знала.
Они прожили вместе полгода. Для Ксении – счастливых полгода. Ей было хорошо и спокойно. Кирюша был рад, что папа дома. Алик все время ее смешил, смотрел с Кириллом футбол, повтор голов. Они вместе ходили за продуктами, вместе готовили. Алик опять превратился в идеального мужа. Приезжала Дина Самуиловна, и они обедали все вместе, за одним столом – Ксения раскладывала парадную скатерть и салфетки. Ни разу за эти полгода у нее не было приступа. Даже голова не болела. Понимала ли она, что Алик уйдет? Да, понимала. Уговаривала себя – пусть хоть еще один день, но ее. Она будет наслаждаться этим днем. Сейчас хорошо – и ладно, с Аликом все равно бесполезно загадывать. Тогда Ксения часто вспоминала, как ходила беременная Кириллом. Все время с угрозой. Последние два месяца лежала на сохранении, и пожилая нянечка ей говорила: «Каждый день в плюс». Еще один день. И еще один. Алик тогда паниковал.
– Что ты будешь делать в больнице? – спрашивал он, будто шла речь о тюремном заключении.
– Читать, – отвечала Ксения.
– Ты сможешь ходить?
– Только до туалета.
Ксения прекрасно помнила, как всем ее соседкам по палате родственники носили еду, а ей Алик передавал книги. Над ней уже шутили даже нянечки.
– Ешь уже давай, а то от твоих только духовной пищи дождешься! – говорили они, выдавая дополнительную порцию картофельной запеканки или манной каши.
Ксения тогда перечитала все имевшиеся в домашней библиотеке собрания сочинений классиков.
Кирилл все равно родился недоношенным, но свои «дни» он взял. Вряд ли Алик помнил, как Ксении тяжело дался сын. И Вера, и Карина проскакали свои беременности без осложнений. Правда, Вера становилась активной, устраивая ремонт и прокладывая звукоизоляцию в детской комнате, а Карина впадала в апатию – молчала, улыбалась, могла положить сыр и колбасу вместо холодильника в хлебницу. Алик, как бы это сказать, не выстрадал своих детей. Когда в больнице лежала Ксения, к ней приходила Дина Самуиловна. Алик забегал, отдавал внизу, на посту, книги и бежал дальше. Дина Самуиловна сидела все положенные часы посещений. Девочки по палате думали, что она мама. Когда узнали, что свекровь, то дружно начали завидовать – какая хорошая женщина, какая внимательная, не то, что «наши». Но у тех девочек сидели мужья, приносили цветы, писали записки, звонили, знали диагнозы, спрашивали про анализы. Алик не вникал. Нет, Ксения не желала тяжелых беременностей ни Вере, ни Карине. Но как же ей хотелось, чтобы до Алика дошло, каково это – бояться каждый день. Считать каждый день.
Так было и потом, когда Алик вернулся к ней после развода с Верой. Ксения говорила себе «еще один день», «еще один». Она хотела насладиться спокойствием, банальным женским счастьем. Большего ей и не требовалось. Алику, как оказалось, всего этого оказалось мало. Но почему? Разве так бывает? Ведь им было так хорошо вместе. Разве может быть лучше?
Ксения, изучившая своего мужа вдоль и поперек, не заметила, как он стал отдаляться. Она не почувствовала. Карина, как выяснилось позже, появилась тогда, когда Алик еще жил с ней. Алик уходил от Ксении к Карине и возвращался. А потом ушел совсем. В новую жизнь, а ее оставил в обнимку с ведром.
У Ксении случился приступ. Она не слышала звонка от свекрови. Отключила мобильный телефон.
– Ну, и что ты себе позволяешь? – спросила Дина Самуиловна. – Мне пришлось ехать через всю Москву! Ты же знаешь, я не люблю, когда ты не отвечаешь на мои звонки. У меня богатое воображение! Я уже представила себе пожар, наводнение и прочие стихийные бедствия. И что я увидела? Тебя в таком состоянии! А если бы я не приехала?
– Все хорошо. Не стоило беспокоиться. Я вызову вам такси. – Ксения из последних сил боролась с новым приступом рвоты.
– Деточка, ну а чего ты ждала? – Бывшая свекровь присела на кровать и взяла ее за руку.
– Не знаю. Ждала чего-то. Я знаю все, что вы скажете.
– Ну хорошо, раз ты все знаешь, давай я тебя хотя бы повеселю. У меня была удивительная свекровь. Я тебе про нее не рассказывала? Думаю, нет. Просто потрясающая женщина. У нее всегда все было плохо. Просто беспросветно. И никакая сила в мире не могла ее переубедить. Если сегодня хорошо, то это случайность. Завтра точно будет плохо. А послезавтра – еще хуже. Вот у нее точно была депрессия. Причем многолетняя. Если у нее случался насморк, она ждала смерти. Если ее дети шли гулять, воображение немедленно рисовало несчастный случай. Когда ее ожидания худшего оправдывались, она была просто счастлива и объявляла: «Я так и знала, даже не удивлена». Себе она прогнозировала раннюю смерть, хотя дожила до девяносто двух лет. Она всегда радовалась плохому. Особенно трагедиям. Если я смеялась, свекровь говорила, что если кто-то смеется, то точно – к слезам. Если сегодня светило солнце, то это наверняка к завтрашнему падению давления и погодным катаклизмам. Я ни разу не видела ее улыбающейся. Она никогда не смеялась. И ты знаешь, такая готовность к неприятностям давала ей силы жить. Ее ничто не могло выбить из колеи – она была готова ко всему. Так вот у нее была присказка: «Хаим, выйди из машины». Она часто ее повторяла. Если дети о чем-то мечтали, пусть даже о велосипеде, если строили планы, на что-то надеялись, она всегда твердила: «Хаим, выйди из машины». Это из старого анекдота, когда еврей мечтает, как он купит машину, как он поедет на рынок, как свозит жену к морю… И жена ему говорит: «Хаим, выйди из машины». Знаешь, с годами я стала все чаще вспоминать эту присказку. И тебе советую: как только начнешь что-то себе представлять, скажи: «Хаим, выйди из машины», – и станет легче.
Наверное, после разговора со свекровью Ксения окончательно запретила себе всерьез на что-либо реагировать. Ради собственного здоровья – физического и психического. Ксения отдавала себе в этом отчет. Если она начинала плакать, то все заканчивалось настоящей истерикой – она не могла остановиться. Малейшее переживание – и у нее случался астматический приступ. Она задыхалась. К психиатру она сходила, тот прописал антидепрессанты. Но от таблеток Ксения отказалась – не могла работать. Перед глазами плыла белая пелена – так бывает, если смотреть в иллюминатор в самолете, который залетает в облако. Ей нравилось смотреть на облака, сидеть в этом самолете. Но она не могла себе этого позволить. Нужно было возвращаться на твердую землю – ради Кирилла, ради Дины Самуиловны, ради самой себя, в конце концов.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
