Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
На четырнадцатый день рождения Тадди и Ленни Варио подарили Генри карточку профсоюза каменщиков. Даже тогда, в 1957 году, членство в строительном профсоюзе означало высокую зарплату (сто девяносто долларов в неделю) и хорошую медстраховку, не считая прочих приятных мелочей вроде оплачиваемых отпусков и больничных. Большинство трудяг из рабочего района дорого заплатили бы за такую карту, если бы у них хватало денег на что-нибудь, кроме еды. Впрочем, Генри сделали членом профсоюза вовсе не для работы, а для того, чтобы строительный подрядчик мог зачислить его на фиктивное рабочее место, оплату за которое делили между собой братья Варио. Кроме того, карточка давала ему доступ на все местные стройплощадки, где он собирал с рабочих долги нелегальным ростовщикам и принимал ставки для подпольной лотереи. Генри месяцами не появлялся в школе, вместо этого он бегал по стройкам, а потом относил собранное в подвал «Пиццерии Престо», где счетоводы семьи Варио подбивали итоги нелегальных финансовых операций.
Генри. Дела шли прекрасно. Я любил стройки. Там все знали, кто я. Все знали, что я с Полом. Иногда, как члену профсоюза каменщиков, мне разрешали окатить кирпичную кладку из пожарного шланга; считалось, что так она будет прочнее. Это мне страшно нравилось. Было интересно наблюдать, как кирпичи меняют цвет под струями воды.
Однажды я заявился домой из пиццерии, а отец уже поджидал меня с ремнём в одной руке и письмом в другой. Письмо было из школы. В нём говорилось, что я не появлялся на занятиях уже несколько месяцев. А я ведь врал родителям, что хожу туда ежедневно. Даже брал с собой для вида учебники, которые потом оставлял в таксопарке. Одновременно я врал и Тадди, будто у меня уже начались каникулы и с родителями не будет проблем. В общем, я спалился, словно жонглёр, попытавшийся удержать в воздухе слишком много мячиков разом.
Тем вечером отец мне так всыпал, что на следующий день Тадди и другие парни заметили следы и потребовали объяснить, что случилось. Я рассказал. И добавил, что боюсь лишиться своей работы каменщика. Тадди велел не беспокоиться, жестами приказал сесть в машину мне и ещё паре бандитов из таксопарка и поехал разбираться. Мы колесили по району, а я гадал, что будет дальше. Наконец, Тадди остановил автомобиль. Он указал на парня, опускавшего письма в ящик на другой стороне улицы, и спросил: «Это ваш почтальон?»
Я кивнул. Двое наших вдруг выпрыгнули из авто и схватили его. Я глазам своим не поверил. Среди бела дня Тадди с ребятами взяли да и похитили почтальона! Втиснутый на заднее сиденье автомобиля, он посерел от ужаса. Мне даже смотреть на него было неловко. Все молчали. Наконец, мы вернулись к пиццерии, и Тадди спросил его, знает ли он, кто я. Парень молча кивнул. Тогда Тадди спросил, знает ли он, где я живу. Тот снова кивнул. Тогда Тадди сказал, что с этого момента все письма из школы должны доставляться в пиццерию, иначе он сунет почтальона в печь ногами вперёд.
Всё, проблема была решена. Никаких больше писем от надзирателей за прогульщиками. Вообще никаких писем из школы. Фактически никаких писем ни от кого. В конце концов, пару недель спустя моя мать отправилась на почту с жалобой.
С тех пор Генри нечасто появлялся в школе. Ему это было и не нужно. Какой смысл? Глупо сидеть на уроках, слушая про американскую демократию девятнадцатого века, когда живёшь по понятиям сицилийской мафии века восемнадцатого.
Генри. Однажды вечером, когда я был в пиццерии, на улице раздался шум. Выглянув в окно, я увидел мужчину, бежавшего по Питкин-авеню в сторону нашего ресторана и оравшего во всё горло: «Меня подстрелили!» Так я впервые увидел огнестрельное ранение. Вначале я подумал, что он несёт кусок сырого мяса, который в мясной лавке заботливо перевязали белым шпагатом, однако вблизи оказалось, что это его собственная рука. Он закрылся ею от ружейного выстрела. Наш повар, старый Ларри Билелло, отсидевший двадцать пять лет за убийство копа, крикнул, чтобы я запер дверь. Я так и сделал. Я уже знал, что Поли не одобряет, когда кто-то умирает в его ресторане. Впустить раненого мы не могли, поэтому я схватил стул и вынес на улицу, чтобы парень мог присесть, ожидая прибытия скорой помощи. Потом снял свой передник и обмотал ему руку, пытаясь остановить кровь. Это мало помогло — передник промок насквозь за несколько секунд. Я сходил в ресторан и принёс ещё несколько передников. К прибытию скорой раненый был практически мёртв. Когда суматоха улеглась, Ларри Билелло всыпал мне по первое число. Он обозвал меня сопляком. Идиотом. Сказал, что я зря испортил кучу передников, и я помню, как почувствовал себя виноватым. Я чувствовал, что он, возможно, прав.
Примерно в то же время один парень открыл таксопарк рядом с нашим, за углом, на Гленмор-авеню. Назвал его «Такси Ребел». Он был настоящей деревенщиной, откуда-то из Алабамы или из Теннесси. Демобилизовался из армии и вообразил, будто может открыть здесь свой бизнес и конкурировать с Тадди лишь потому, что женился на местной девчонке. Он снизил цены. Он вкалывал круглые сутки. Он ввел специальные скидки для людей, ехавших от метро и последней автобусной остановки на Либерти-авеню в отдалённые районы Ховард-Бич и Рокавей. То ли он не знал, как здесь делаются дела, то ли просто был идиотом. Тадди подослал к нему людей поговорить. Они доложили, что парень упёрся. Тадди пошёл разговаривать сам. Объяснил, что для двух таксопарков здесь работы не хватит. Может, это было и не совсем так, но Тадди уже обозлился и просто не желал его видеть в своём районе. После того разговора Тадди был целый день вне себя и шпынял всех вокруг. Наконец, он позвал меня и велел прийти в наш таксопарк после полуночи. Я не верил своему счастью. От возбуждения не мог дождаться ночи, только об этом и думал. Было ясно, что Тадди что-то затеял против «Такси Ребел», но что именно, я не знал.
Когда я пришёл в таксопарк, Тадди меня уже ждал. В багажнике его машины лежала двадцатилитровая канистра бензина. Мы немного покатались по улицам, дожидаясь, пока в офисе «Такси Ребел» на Гленмор-авеню погаснут огни. Тогда Тадди вручил мне молоток с обёрнутой в тряпку головкой и кивнул на припаркованные автомобили. Я подошёл к первому такси «Ребел», зажмурился и ударил. Брызнуло стекло. Я перешёл к следующей машине и повторил процедуру. Тадди тем временем сминал газеты и поливал их из канистры. Пропитанные бензином комки бумаги он закидывал в машины через выбитые мной окна.
Закончив дело, Тадди подхватил пустую канистру и изо всех сил заковылял прочь. Ходил он нормально, но, когда пытался бежать, становилось заметно, что у него нет ноги. Он объяснил, что нет смысла нам обоим торчать посреди улицы с канистрой в руках, когда начнётся пожар. Тадди сунул мне пригоршню бумажных спичек и велел дождаться, пока он не подаст сигнал с угла улицы. Увидев, наконец, взмах руки, я зажёг первую спичку. Потом, как меня учили, подпалил всю упаковку. Швырнул её через окно в машину и быстро отбежал, на случай вспышки паров бензина. Поджёг другую книжечку и бросил её во вторую машину, потом в третью… Я был у четвёртой машины, когда взорвалась первая. Остальных взрывов я не видел, так как драпанул без оглядки. На углу меня поджидал Тадди, освещённый заревом пожара. Он яростно махал мне пустой канистрой, словно тренер, подгоняющий бегуна на дистанции, будто мне нужны были напоминания, что пора сматываться.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
