Голос Шона был мягким, и он не двигался, но само это спокойствие волновалось и кипело.
— Элла назвала его папой, — процедила я сквозь зубы в отчаянной попытке перегруппироваться. — И у него в руках был розовый кролик.
— Ты не знала этого до тех пор, пока он не двинулся к вам, а ты не попыталась его остановить, — возразил Шон.
Он сделал шаг в мою сторону, затем еще один. Мне стоило усилий не податься назад.
— Он был у тебя в руках, а ты позволила себе отвлечься. Тот факт, что он оказался отцом Эллы, не должен был изменить ровным счетом ничего. Отцы убивают своих детей и жен каждый день.
Шах и мат.
Раздражение превратилось в гнев, как искры в пламя.
— Значит, я сделала неправильный вывод, — пыталась я защищаться.
— Правда? Ты считаешь, это так называется? — Шон сделал паузу. — Это был вывод, основанный на эмоциях.
Я почувствовала, как мой подбородок поднимается, почти подпрыгивает. С тем же успехом к нему можно было прикрепить красный флаг — настолько очевидные сигналы он посылал Шону.
Я отчеканила:
— Конечно, и это провал.
— В нашей работе — да, — ответил он, медленно закрывая глаза, как будто собираясь с силами. — Продолжай принимать подобные решения, и я больше не смогу пользоваться твоими услугами.
У меня пересохло во рту. Я рефлекторно сглотнула и попыталась не выдать своего состояния. Но заметила, что от холодных жестких глаз Шона не укрылась автоматическая реакция моего тела и что-то промелькнуло на его лице.
Разочарование?
— Я могу выполнять эту работу, — сказала я, сдерживая дрожь в голосе только за счет волевого усилия. — Разве я еще не доказала тебе этого?
Шон снова сделал паузу, на долю секунды, затем наклонил голову в едва уловимом согласии. Когда мне уже начало казаться, что он готов уступить, Шон снова заговорил — тоном, который был мне незнаком:
— Докажи снова.
Мои брови выгнулись от удивления.
— Что? Сейчас?
Шон кивнул, на этот раз более отчетливо:
— Здесь и сейчас.
Я оглянулась вокруг, увидела грязный, заляпанный бензином бетонный пол и ряды припаркованных машин. И подумала, что наши установки изменились: Шон занял позицию наступления, а я — обороны. Мои локти были согнуты, а руки слегка поднялись, хотя я не помнила, как это получилось.
Мы оба напряглись, когда забрызганная солью BMW с ревом преодолела въезд с нижнего парковочного этажа и замедлила ход на нашем уровне. За рулем сидела женщина средних лет с агрессивной прической. Она уставилась на нас, проезжая мимо. Не потому, что была враждебно настроена или беспокоилась за мою безопасность, а скорее проверяя, не собираемся ли мы освободить удобное парковочное место.
Проехав мимо, женщина притормозила, мигнув стоп-сигналами, и подняла голову, чтобы заглянуть в зеркало заднего вида. Должно быть, она поняла, что наш с Шоном конфликт зашел в тупик и что ситуация далека от нормальной. Но попытается ли она вмешаться?
Всего секунду спустя тормозные огни погасли, и машина двинулась вперед, затем набрала скорость. Нет, не попытается.
Я снова посмотрела на Шона. Его тело посылало угрожающие сигналы — волнами, как тепло. Я почти видела, как они расходятся вокруг него.
— Шон, ну ладно тебе…
— Что? — бросил он мне. — Хочешь быть на особом положении, не так ли?
И тут я увидела нож в его левой руке. На самом деле я увидела нож только потому, что Шон позволил мне его увидеть. Потому что он хотел, чтобы я его увидела. Нож был спрятан таким образом, что его лезвие, направленное вверх, скрывалось под рукавом плаща. Рукоятка смотрела вниз, и пока Шон говорил, он слегка согнул пальцы, давая ей проскользнуть между указательным и большим. Должно быть, он зажал нож в ладони, еще когда оборачивался ко мне.
Боже.
Я ошеломленно уставилась на него, и, должно быть, обида и удивление ясно читались на моем лице. Как давно ты это планировал?
Я не получила ответа — ни вербального, ни какого-либо другого. Пока мы стояли друг напротив друга, я чувствовала, как адреналин бьется в моей крови, затрудняя дыхание и блокируя мышцы в попытке победить здравый смысл и годы тренировок панической атакой.
Нож. Ну конечно, это должен был быть нож, не правда ли, Шон?
Я снова сглотнула, вывернулась из стесняющих объятий моего пиджака и бросила его на землю, выгадывая время для принятия решения.
— Хорошо, — мягко сказала я, окончательно прощаясь с надеждой переубедить его. — Если именно так ты хочешь решить вопрос…
Я едва успела заметить блеск в его глазах.
— Эй, вы! — раздался крик справа от нас. — Что происходит? Отойдите назад или я позвоню в полицию!
Я отпрыгнула и повернулась вполоборота, чтобы обеспечить прикрытие от обеих угроз. Шон, казалось, не двигался, но нож исчез в кармане так же быстро, как и появился. Секунду назад нож был здесь. Еще секунда — и его руки пусты.
Явно встревоженный охранник в форме стоял наверху дальнего въезда. Ему было настолько не по себе, что он даже чуть сгорбился, как будто от одной мысли о возможном вмешательстве у него заболел живот. Его взгляд был устремлен на Шона, а не на меня.
— Они не найдут здесь ничего интересного, — спокойно ответил Шон, повышая голос, чтобы его услышали. Тот факт, что Шон переключил внимание на охранника, ощутимо усилил беспокойство последнего.
Охранник находился в тридцати метрах от нас и не спешил двинуться дальше. Одну руку он держал на большом фонаре, прикрепленном к ремню — своем единственном оружии, другую — на рации. Несмотря на расстояние, я видела, как его кадык судорожно прыгает вверх-вниз под воротником рубашки цвета хаки.
На охраннике были темно-зеленые брюки с золотой полоской, вшитой сбоку; блестящий козырек кепки низко надвинут на лоб, в стиле военной полиции. Даже одетый в гражданское, Шон, бесспорно, превосходил его во всех отношениях, и они оба это сознавали.
И все-таки охранник стоял на своем, надо отдать ему должное.
— Мисс, с вами все в порядке? Этот парень к вам пристает?
Я взглянула на Шона. Его лицо ничего не выражало. Ни смущения, ни возбуждения, ни гнева. Я спросила себя, будет ли считаться, что я успешно справилась с угрозой, которую он представлял, если отвечу «да» и Шона арестуют. Я поколебалась секунду, но если я надеялась, что Шон испугается, это не сработало.
— Нет-нет, все хорошо, — ответила я с подчеркнутой доброжелательностью, чтобы избежать любого намека на то, что я действую под принуждением. Я нагнулась и подняла с пола свой пиджак, отряхивая наиболее заметную грязь.
— Но спасибо, что вы решили проверить. Мы как раз собирались уезжать.
