Отличала Призрака наблюдательность. Он постоянно за всем следил и все подмечал. Именно индиец заметил тело в воде, а поскольку находился довольно близко, успел разглядеть мертвеца раньше, чем прозвучал приказ покинуть траншею. Призрак также заметил пьяницу у забора и поймал его взгляд. Суматоха на площадке нарастала. Воспользовавшись ею, индиец подал выпивохе знак – он слегка почесал грудь, – едва заметный и не вызывающий никаких подозрений жест.
Призрак видел, как на строительной площадке появился Абберлайн. Не ушел от его внимания и вновь прибывший Кавана; особенно же индиец подметил тот момент, когда начальник Марчанта приказал откинуть брезент. Взглянув на лицо мертвеца, Кавана умело скрыл, что этот человек ему знаком.
Призрак отдавал должное способности Каваны ничем не выдавать своих чувств. В этом они были почти равны.
Сейчас Призрак наблюдал за отъезжавшей телегой. Абберлайн наверняка отправил тело на Белль-Айл.
Не укрылось от внимания Призрака и то, что вскоре после отъезда констебля пьяница тоже куда-то удалился.
6
Принц Альберт скончался несколько месяцев назад, и хотя мода на усы и бакенбарды, которую он ввел, сохранялась, его приверженность к благопристойности и хорошим манерам так и не сумела укорениться среди простого народа. Казалось, произошло нечто противоположное и над Лондоном нависла темная туча, делавшая обстановку в городе такой же мрачной и зловещей. Некоторые считали, что это вызвано отсутствием королевы. Она по-прежнему находилась в Шотландии, где скорбела по супругу. Иные видели причину в перенаселенности Лондона. Город тонул в жутком зловонии, увязал в бедности и становился рассадником многочисленных преступлений. Мало того – нашлись безумцы, решившие, что строящаяся подземная железная дорога наилучшим образом разрешит городские проблемы. Находились и те, кто утверждал: дело не в перенаселенности, а как раз в строительстве подземки, превратившей городскую жизнь в хаос. Эти люди подчеркивали, что строительство и спровоцировало перенаселенность. Снос кварталов вдоль речушки Флит, где находились самые обширные лондонские трущобы, лишил жилья тысячи и тысячи бедняков. Последнее точно было правдой.
«Зато мы избавились от крупнейших городских трущоб», – утверждали сторонники подземки.
«Ничего подобного, – возражали противники. – Вы просто перенесли трущобы в другое место».
«Имейте терпение», – уговаривали первые.
«И не собираемся», – заявляли вторые.
Все эти мысли кружились сейчас в голове Абберлайна, который ехал в телеге с мертвецом. Поводья констебль держал в одной руке, не слишком их натягивая. И думал, думал. Как это людям из высших слоев общества в своих клубах и залах заседаний удается принимать решения, которые влияют на жизнь всех остальных, включая и его, Абберлайна? Ради чего принимаются такие решения? Ради всеобщего блага? Или ради их собственной выгоды? Вспомнилась строчка из стихотворения лорда Теннисона, посвященного атаке бригады легкой кавалерии: «Участь их – не рассуждать, участь их – действовать и умирать»[4].
Лязгая колесами, телега перевалила через железнодорожную линию, которая уходила туда, где на горизонте, похожие на пятна грязи, высились огромные, увенчанные башенками фабричные корпуса Белль-Айла. Ноздри констебля уже щипало от зловония, исходящего от конских живодерен, котлов, где кипятились кости и топился жир, химических заводов и фабричонок, изготавливающих фейерверки и спички.
Слева какой-то не то идеалист, не то идиот предпринял доблестную попытку устроить огород. Но участок густо порос сорняками, которые сумели перебраться даже через железную ограду. Такие ограды тянулись по обе стороны дороги. Там, где они обрывались, были пустыри, на которых играли грязные полуголые дети. Они бросались друг в друга старыми консервными банками. Иные просто носились между домишками, в каждом из которых было по нескольку комнат и прачечная. По вечерам домовладельцы и жильцы набивались в эти домишки и запирались изнутри, как в трущобах Олд-Никол.
Теперь телега Абберлайна ехала мимо конских живодерен. В открытые ворота загоняли живых еще лошадей, чей инстинкт и обоняние безошибочно подсказывали, что́ их ждет в ближайшие минуты. Их умертвят, сдерут шкуры, а мясо будут варить в медных котлах, чтобы потом сделать из него кошачью еду.
Во дворах живодерен потные, голые по пояс мужчины кувалдами дробили конские кости. За ними через заборы наблюдала вездесущая ребятня в грязных лохмотьях. Из-за сернистых испарений в воздухе их одежда приобретала желтоватый оттенок.
Абберлайну встретилась стайка детей, которые явно устали глазеть на дворы живодерни. Работа там отнюдь не отличалась разнообразием. Ребята развлекались игрой в крикет. Настоящих бит у них, естественно, не было, и потому битой служила доска от старой кровати, а вместо мяча… Присмотревшись, Абберлайн даже вздрогнул. Мячом этим сорванцам служила голова котенка.
Констебль хотел было крикнуть живодерам, чтобы поискали замену мячу, как вдруг увидел мальчишку, снующего перед самой мордой лошади Абберлайна. Полицейский поневоле натянул поводья.
– Эй, сорванец! – крикнул констебль, раздраженно махнув рукой маленькому оборванцу. – С полицией шутки плохи. Уйди с дороги и дай проехать.
Но чумазый мальчишка не шелохнулся.
– Куда направляетесь, сэр? – спросил он, обеими руками гладя лошадиную морду.
Это зрелище немного смягчило сердце Абберлайна. Он смотрел, как мальчишка чешет лошади уши. Наверное, малец любил лошадей, а животные любили его.
– Так куда вы едете, сэр? – повторил мальчишка, поворачивая немытое лицо в сторону Абберлайна. – Надеюсь, не на живодерню. Я угадал?
Боковым зрением констебль засек какое-то движение. Повернувшись, он увидел еще троих шалопаев. Они подлезли под ограду, выбрались на дорогу и теперь обхаживали телегу сзади. Однако в полицейской телеге не было ничего ценного – только грязный брезент и труп в мокрой одежде.
– Угадал, сынок, – ответил Абберлайн мальчишке. – Я еду в полицейский морг и везу покойника.
– Настоящего покойника? – послышалось сзади.
Это спросил один из троих.
Подошло еще двое мальчишек. Вокруг телеги собралась пусть и маленькая, но толпа.
– Нечего меня задерживать, – прикрикнул на них Абберлайн. – Говорю вам, нет там ничего интересного.
– Сэр, а можно все-таки посмотреть?
– Нельзя! – рявкнул Абберлайн, оборачиваясь через плечо. – Отойдите от телеги. А если слов не понимаете, придется вас угостить дубинкой.
Первый мальчишка снова гладил лошадиную морду. Животное стояло, не шелохнувшись.
