— Лэтом будем купаться!
Лена порывается тоже сбросить платье, но вспоминает, что без купальника.
По «пьяни» и от восторга я заплываю в море так далеко, как не решился бы заплыть даже днем. Я почувствовал это, когда вдруг исчезли все прибрежные шумы и слышался только шелест волн. Я оборачиваюсь. Там, где, по моему ощущению, должен быть берег, не светится ни единого огонька. В затуманенной коньяком голове нет ни малейшего представления, куда плыть, чтобы вернуться назад.
Чувство самосохранения подсказывает, я плыву наугад и наконец утыкаюсь в прибрежную гальку. Но на берегу не видно ни одного строения, которое напоминало бы санаторный пляж.
Я иду по берегу, иду долго, приблизительно с километр, пока не различаю на пляже фигуры Лены и Липарита. Они бредут мне навстречу. Лена всхлипывает, а Липарит, укрыв ее своим фирменным пиджаком и обняв за плечи, утешает. Меня они не видят, но до меня доносится его голос:
— Что ты, Лен? Успокойся, ты знала его всего один день!
«Козел! — думаю я про Липарита. — Ты был бы рад, если бы я утонул! Уже уводишь девушку утешать в злачное коньячное место!»
Я делаю ход конем. Выскакиваю с пляжа на набережную и пробегаю далеко вперед. Потом спускаюсь за пляжное ограждение и предстаю перед друзьями как из-под земли. Эффект — потрясающий. Лена сбрасывает с плеч руки Липарита вместе с его же пиджаком и, рыдая, бросается мне на грудь. Она в неистовстве обнимает меня и целует, совершенно забыв про Липарита, причитает:
— Милый мой, родной, единственный!
Липарит, опешив, замирает, его гримасу невозможно описать, в ней все: и удивление, и негодование по поводу моего внезапного воскрешения, и одновременно радость нового обретения друга, и сомнение по поводу искреннего страдания и радости девушки.
Позже он вспоминал:
— Я подумал, Дим, что ты, конечно, уже трахнул тогда эта девушка, зачем иначе она так страдала?
— Господи, затем, что это невинное, неиспорченное существо, а мы с тобой просто циники, — ответил ему я.
Мы выпиваем еще коньяку. Липарит идет домой, а я заворачиваю с Леной в парк «Ривьера», по направлению к гостинице «Кубань». Всю дорогу я пытаюсь своими поцелуями осушить ее слезы — целую глаза, каждое веко в отдельности, но молодая впечатлительная девушка, да еще подогретая коньяком, всхлипывает и всхлипывает.
9. ДискотекаИздалека слышится музыка — крутой рэп. Мы подходим к круглому зданию дискотеки, над входом бегущие огни: «Супер Диско!» Толпится молодежь.
— Лена! — слышим мы.
— Ой, девочки! Вы здесь?
— Парни привели. Знакомьтесь!
Девчонок на этот раз две, с ними двое парней, курят, девчонки тоже.
— Андрей! — представляется высокий худой чувак, лет двадцати пяти.
— Дима! — жму я ему руку.
— Джо! — говорит другой, помоложе. — Хочешь затянуться?
— У меня свои, — достаю я пачку «Честерфилда».
— У тебя не то!
— Очень то, Рейган раньше рекламировал.
— Попробуй наших! — И он достает из кармашка и сует мне целую сигарету. Я разминаю ее, Джо щелкает зажигалкой. С первой затяжки закашливаюсь.
— Крепкая? — спрашивает Андрей.
— Горькая! — отвечаю я и чувствую, что меня начинает шатать из стороны в сторону.
— Будь спок! Пройдет! — успокаивает Джо.
— Наркота? — спрашиваю я.
— Наркота — это героин. А это планчик, марихуана по-научному.
— Все равно наркота.
— Между прочим, с водки становятся алкашами за пару лет, а с плана никто еще не свихнулся, — встревает Андрей.
— Да, я где-то читал про это, — вспоминаю я и уже без опаски затягиваюсь второй раз.
Становится стремно: кругом стоят не люди, а великаны, сигарета в руках кажется бревном, я сам будто приподнимаюсь в воздухе и растворяюсь, вижу все кругом тысячью глаз и в радужном свете. Откуда-то издалека доносится Ленин голос:
— Не надо, Дима!
— Какая ты красивая! — восхищенно отвечаю я.
— Такой красавице грех кайф не ловить! — произносит Джо и сует Лене сигарету.
Девчонки в отрубе, глючат от сигарет и не замечают ничего вокруг. Я вижу сладострастную рожу соблазнителя и снова слышу Ленин крик:
— Не надо, Дима!
Смахнув наваждение, прихожу в себя и выбрасываю сигарету.
Джо криво улыбается:
— Ну ладно. На диско заглянете?
— Пойдем на диско, Дима! — тянет меня Лена за руку, стремясь увести от злачной компании.
— Жетончики можем предложить, билеты не придется покупать, — протягивает руку Андрей.
— Спасибо, парни! Сами возьмем, — на ходу успеваю ответить я. Лена на буксире оттянула меня шагов на десять.
Ошарашенные, мы останавливаемся у входа в зал. Гремит музыка.
— Ого! — произносит Лена восхищенно.
— У нас в губернском городе такой нет! — соглашаюсь я с ней.
В воздухе повисают и лопаются, разбегаясь тысячами брызг, разноцветные лазерные шары, полная иллюзия ракетного фейерверка.
От стенки на подиуме в такт музыке строчит в зал лазерный пулемет, девица, у которой, видимо, хирурги вытянули ноги до невообразимой длины, совокупляется с золотистым шестом. Кажется, что ее тело в невесомости, что ей совершенно все равно — в какой позиции оно по отношению к шесту: вверх, вниз, вбок вертятся ее голова и ноги.
Диск-жокеев двое: полуголый парень, с бантиком на шее и с ярко-красной сверкающей блямбой в промежности, и высокая девушка, в условном костюмчике с такой же красной, излучающей прической.
Время от времени они кричат в микрофоны:
— Рэп, рэп — это крэк!
— Юг, юг — это глюк!
— Сочи, Сочи — с кайфом ночи!
— Шевели помидорами!
— Поддай ему задницей!
Публика здесь тоже иная, чем на наших дискотеках. Во-первых, среди молодежи мелькает много зрелых мужиков, таких же полураздетых, как юнцы, во-вторых, девочки обнажены до неприличия, как не принято в нашем городе. Половина из них — топлес и в зауженных до предела плавках, другие в обтягивающих, почти прозрачных лайкровых трико и платьях. У многих на шее, на запястьях, на поясе болтаются светящиеся мерцающие амулеты — последний крик моды на светодиодах с микробатарейками.
— Сбацаем? — шутливо предлагаю я девушке, и мы вливаемся в общий водоворот. Одной рукой я придерживаю на плече Ленину сумочку, в которой недопитый коньяк.
Лена улыбается и понемногу расходится, быстрый танец она исполняет превосходно и скоро тоже начинает выкрикивать вместе со всеми:
