Отмечено, что у Хайека теория «невидимой руки» пере осмыслена в эволюционистской перспективе. В результате Хайек разрывает связи с мышлением картезианского типа, подразумевающим фикцию общественного договора. Последняя указывает на классическое, со времен Гоббса, противопоставление естественного состояния и политического общества. Продолжая линию Дэвида Хьюма, Хайек, наоборот, противопоставляет привычки и обычаи «конструктивизму». Однако в то же время он утверждает, что обычай выбирает наиболее эффективные и рациональные правила поведения, т. е. правила, в наибольшей мере соответствующие рыночным ценностям. Они приводят к отказу от правил, принятых при «племенном порядке» или в «архаических обществах». По этой причине он критикует традиционные ценности и подвергает решительному остракизму всякое органическое видение общества. Для него приемлемы только традиционные ценности, которые можно определить как спонтанные, абстрактные, имперсональные и незаимствованные. Постепенная победа рынка объясняется именно таким избирательным характером обычая. Хайек считает каждый спонтанный порядок в основе своей «справедливым», так же как Дарвин считал победителей в «борьбе за жизнь» лучшими. рыночный порядок отныне создает порядок общественный, запрещая любую попытку его реформировать.
Из этого наблюдения можно заключить, что понятие рынка идет у либералов гораздо дальше экономической сферы. являясь оптимальным механизмом расположения ценных ресурсов и регулирования циклов производства и потребления, рынок становится прежде всего концептом социальным и политическим. Сам Адам Смит в той мере, в какой он склонен видеть в рынке наилучшего регулятора общественного порядка, выстраивает отношения между людьми по модели экономических, т. е. товарных, отношений. Рыночная экономика естественным образом перетекает в рыночное общество. Пьер розанвалон пишет: «рынок, прежде всего, представление и структурирование социального пространства и только во вторую очередь децентрализованное регулирование экономической деятельности с по мощью системы цен»17.
Для Адама Смита рынок является прямым последствием разделения труда: «Каждый участвует в рыночном обмене; таким образом, каждый становится в своем роде торговцем, а общество превращается в общество коммерсантов»18. рынок для либералов является парадигмой, господствую щей в обществе, все более и более заявляющем о себе как рыночное общество. либеральное общество является местом свободных обменов, в которых принимают участие лица и группы, движимые только желанием максимизировать личный интерес. Член такого общества, где все продается и все покупается, является либо торговцем, либо собственником, либо производителем, но прежде всего потребителем.
Пьер розанвалон пишет: «Высшие права потребителей для Адама Смита это то же, что всеобщая воля для Руссо». В современную эпоху анализ либеральной экономики постепенно распространяется на все общественные факты. Семья уже воспринимается как малое предприятие, ребе нок — как объект долгосрочного инвестирования капиталов, общественные отношения — как отражение заинтересованных конкурентных стратегий, политическая жизнь — как рынок, на котором избиратели продают свои голоса наиболее многообещающим партиям. Человек воспринимается как капитал. Экономическая логика распространяется на все социальное. Зародившись в обществе, она в конце концов поглощает его целиком. Как писал Жеральд Берту: «Общество должно рассматриваться исходя из формальной теории заинтересованного действия. Таким образом, отношение вкладприбыль и есть то, что движет миром»19. Все становится фактором производства и потреб ления, все регулируется спонтанным порядком спроса и предложения. Всякая вещь стоит столько, какова ее обменная ценность, измеренная в цене. Соответственно все, что не может быть исчислено или измерено, объявляется неинтересным или несуществующим. Социальные практики отныне выверяются экономическим дискурсом, абсолютно чуждым всему, что не имеет рыночной ценности. Сводя все общественные факты к универсуму измеряемых вещей, он и людей превращает в вещи: вещи взаимозаменяемые и обмениваемые на деньги.
Такое строго экономическое представление общества также несет в себе значительные последствия. Завершая процесс секуляризации и «развоплощения» мира, характерных для модерна, оно заканчивается «растворением» народов и эрозией их специфических отличительных при знаков. В социологическом плане утверждение экономического порядка приводит к делению общества на производителей, собственников и отчужденные классы (которым ранее была, например, аристократия). Этот процесс восхваляли многие авторы, не исключая и Карла Маркса. В плане коллективного воображения такой процесс приводит к утверждению на самом возвышенном месте рыночных ценностей, которые до того во все эпохи воспринимались как самые низкие. Это неслучайно, ведь они вызваны низкой жизненной необходимостью. В моральном плане он реабилитирует дух заинтересованного расчета и эгоистичного поведения, осуждавшийся во всех традиционных обществах.
Политика, с либеральной точки зрения, воспринимается как потенциально опасная, так как она создает возможности для осуществления власти, имеющей «иррациональную» природу. Поэтому она сводится к гарантированию прав и управлению обществом в оптике технической экспертизы и менеджмента. Таков фантазм «транспарентного общества», общества, совпадающего с самим собой вне вся кой символической соотнесенности и конкретной хаотичности. В социуме, живущем по рыночным законам и основанном на постулате о самодостаточности гражданского общества, государство обречено на исчезновение, так же как в утопиях о бесклассовом обществе Маркса. логика рыночного общества, как показал Ален Кайе, сопряжена с всеобщей уравниловкой, исходя из взаимозаменяемости людей. «Стержень либеральной идеологии, — пишет Ален Кайе, — состоит в идентификации правового государства и государства рыночного. Отныне призыв к свободному осуществлению индивидом своих целей оборачивается его обязательством не иметь никаких целей, кроме рыночных»20.
Парадокс состоит в том, что либералы не перестают утверждать, будто рынок повышает до максимума шансы индивида достичь своих целей, в то время как цели самого рынка не могут быть заданы априорно. Как можно говорить о том, что рынок реализует оптимум, если не знаешь, в чем состоит этот оптимум? Фактически можно утверждать, что рынок многократно увеличивает цели (запросы) индивидов, но не предоставляет им средств для удовлетворения этих целей, приводя не к удовлетворению, но к неудовлетворенности в токвилевском смысле этого слова.
С другой стороны, если индивид по определению лучше всех судит о собственных интересах, то что может побудить его соблюдать принятые в обществе правила? Согласно либеральной доктрине, моральное поведение уже не является результатом обязанностей или моральных правил, но правильно понятого интереса. Проявляя уважение к свободе другого, я тем самым вправе надеяться на уважение к своей. Страх перед жандармом довершает дело. но если, нарушая правило, я не испытываю страха быть наказанным и если при этом я не чувствую близости к другому, то что может мне помешать преступить правило или закон? Очевидно, ничего. наоборот, если я принимаю в расчет только свой интерес, то я буду делать это так часто, как только смогу.