В дневнике, который вел Витгенштейн во время Первой мировой войны, сражаясь в рядах австрийской армии на русском фронте, он записал 26 октября 1916 года: «С эстетической точки зрения, существование мира является чудом». По словам Витгенштейна, ужас и изумление, вызываемые у него фактом существования мира, стали одним из трех переживаний, которые направили его размышления в русло моральных ценностей (двумя другими были чувство полной безопасности и чувство вины). Впрочем, как это обычно случается с действительно важными вопросами, вроде моральных ценностей и смысла жизни, попытки объяснить «эстетическое чудо» существования мира не привели к успеху: Витгенштейн утверждал, что такие попытки выводят нас за пределы языка, в область невыразимого словами. И хотя он «с глубоким уважением» относился к потребности задать вопрос «Почему существует Нечто, а не Ничто?», в конечном счете он пришел к выводу, что этот вопрос не имеет смысла. И прямо записал в «Логико-философском трактате» положение 6.5: «Загадка не существует».
Хотя Витгенштейн считал загадку бытия невыразимой, она тем не менее внушала ему благоговение и чувство духовного просветления. Многим британским и американским философам, пришедшим ему на смену, загадка бытия, напротив, представлялась напрасной тратой времени. Типичным выразителем этого пренебрежительного отношения был Альфред Айер, британский апологет логического позитивизма, заклятый враг метафизики и самопровозглашенный наследник Дэвида Юма в философии. В передаче радио Би-би-си, вышедшей в 1949 году, Айер принял участие в дебатах о существовании Бога, где его оппонентом был Фредерик Коплстон, священник-иезуит и историк философии. Вышло так, что большей частью Айер и Коплстон спорили о вопросе «Почему существует Нечто, а не Ничто?». По мнению отца Коплстона, этот вопрос ведет к божественному, показывая, что существование Бога является «окончательным онтологическим объяснением явлений» – что, с точки зрения атеиста Айера, всего лишь нелогичная чушь.
«Предположим, – говорил Айер, – вы задаете вопрос типа „откуда все произошло?“. Это абсолютно осмысленный вопрос относительно любого события: спрашивая, откуда оно произошло, вы спрашиваете, какое событие ему предшествовало. Однако если вы обобщите вопрос, он потеряет смысл: вы спрашиваете, какое событие предшествовало всем событиям? Очевидно, что ни одно конкретное событие не может предшествовать всем событиям, поскольку оно входит в класс всех событий и не может им предшествовать»22.
Витгенштейн, слушавший дебаты по радио, позднее сказал другу, что рассуждения Айера показались ему «невероятно поверхностными». Тем не менее было признано, что ни один из оппонентов не имел достаточного перевеса, и через несколько лет повторные дебаты были назначены на телевидении. Однако пока Айер и Коплстон ожидали устранения технической неполадки, их так настойчиво угощали виски, что к началу дебатов они оба потеряли способность связно рассуждать.
Разногласия между Айером и Коплстоном по поводу осмысленности вопроса «Почему существует Нечто, а не Ничто?» свелись к спорам о самой природе философии. И большинство философов, по крайней мере, в англоговорящем мире, встали на сторону Айера. Согласно ортодоксальной точке зрения, существуют два вида истины: логическая истина и эмпирическая истина. Логическая истина определяется только значениями слов, и закон, выражаемый такой истиной, – например, «все холостяки неженаты», – является всего лишь лингвистическим законом. Эмпирическая истина, напротив, определяется данными, полученными от органов чувств. Именно такими истинами занимается наука. И в общем, все признали, что вопрос о причине существования мира лежит за пределами возможностей науки, ведь научное объяснение может лишь обосновать какую-то частичку реальности на основе других частичек и никогда не сможет охватить всю реальность целиком. Поэтому существование мира может быть лишь голым фактом. Бертран Рассел так подытожил это философское соглашение: «Я должен сказать, что Вселенная просто существует, и все». Большинство ученых согласились с принятием существования Вселенной как факта: это довольно удобная точка зрения, если предположить, что Вселенная существовала всегда, во что верили большинство великих ученых нашего времени – включая Коперника, Галилея и Ньютона. Эйнштейн был убежден, что Вселенная не только вечна, но и, в целом, неизменна, и был озадачен, когда, приложив свою общую теорию относительности к пространству-времени как целому, обнаружил нечто совершенно противоположное: Вселенная должна или расширяться, или сжиматься. Эйнштейн посчитал это нелепостью и кое-что «подкрутил вручную» в своей теории так, чтобы Вселенная оставалась вечной и неизменной.
Первым, у кого хватило смелости довести теорию относительности до ее логического завершения, стал священник: в 1927 году отец Жорж Леметр, работавший в Лувенском университете в Бельгии, предложил эйнштейновскую модель Вселенной, которая расширяется[7]. Рассуждая от противного, он предположил, что в какой-то момент в прошлом вся Вселенная должна была возникнуть из первоначального атома с бесконечной плотностью энергии.
Два года спустя наблюдения американского астронома Эдвина Хаббла из обсерватории Маунт-Вилсон в Калифорнии подтвердили модель расширяющейся Вселенной: оказалось, что все наблюдаемые галактики действительно удаляются от нас. Как теория, так и наблюдения приводили к одному и тому же выводу: когда-то Вселенная внезапно появилась. Священники возрадовались, уверовав, что научное подтверждение библейского рассказа о сотворении мира упало им прямо в руки. На открытии конференции в Ватикане в 1951 году папа Пий XII провозгласил, что эта новая теория происхождения мира была свидетельством того, «как первозданное „да будет свет!“ было произнесено в момент, когда вместе с материей из пустоты вырвалось море света и излучения… Таким образом, сотворение мира имело место во времени, то есть кто-то его сотворил, поэтому Бог существует!»23
Сторонники противоположной доктрины скрипели зубами, особенно марксисты: помимо того, что новая теория отдавала религией, она еще и противоречила их вере в бесконечность и вечность материи, что было одной из аксиом диалектического материализма Ленина. Соответственно, теория была отвергнута как «идеалистическая». Склонявшийся к марксизму физик Дэвид Бом назвал создателей этой теории «учеными, которые фактически предали науку и отбрасывают научные факты, чтобы прийти к выводам, удобным для католической церкви»24. Атеисты, не признававшие марксизм, тоже проявили несговорчивость. «Некоторые молодые ученые настолько расстроены этими теологическими тенденциями, что решили попросту игнорировать их космологический источник», – заметил немецкий астроном Отто Хекман, один из выдающихся исследователей расширения Вселенной. Старейшина астрономии сэр Артур Эддингтон писал: «Представление о начале мне отвратительно… Я просто не верю, что существующий порядок вещей начался со взрыва… идея расширяющейся Вселенной противоречит здравому смыслу… невероятно… никак меня не впечатляет»25. Даже некоторые верующие ученые были встревожены. Космолог сэр Фред Хойл считал, что взрыв – унизительный способ для появления мира, что-то вроде «девочки по вызову, выскакивающей из торта»26. В интервью для Би-би-си в 50-е годы прошлого века Хойл язвительно назвал это гипотетическое начало «Большой бабах!»[8], и термин прижился. Незадолго до смерти в 1955 году Эйнштейн сумел преодолеть свои метафизические сомнения в отношении Большого взрыва и назвал попытки уйти от него с помощью специально придуманной теоретической уловки «самой большой ошибкой в моей карьере». Что касается Хойла и прочих скептиков, они в конце концов сдались в 1965 году, когда два исследователя из «Белл телефон лабораторис» случайно обнаружили вездесущее микроволновое излучение, которое оказалось эхом Большого взрыва. (Поначалу ученые подумали, что причиной постоянного шипения в микроволновом диапазоне был голубиный помет на антенне.) Если включить телевизор и настроиться между станциями, то примерно 10 % черно-белых крапинок на экране вызывается фотонами, которые остались от момента рождения Вселенной. Более наглядное доказательство реальности Большого взрыва невозможно и придумать – вы ведь можете увидеть остатки Большого взрыва в собственном телевизоре!
