По огоньку, вспыхнувшему в его глазах, она поняла, что он намеренно предварил вопрос, который готов был сорваться с ее уст, — а именно: почему он все-таки решил остановиться в Ракли-Касл, а не у своей сестры в Клантонбери.
Леона отошла от него обеспокоенная, взяла вышивание с кресла и убрала его в покрытую инкрустацией шкатулку красного дерева, прежде принадлежавшую ее матери.
Он не отводил глаз от грациозной, изящной линии ее шеи в том месте, откуда начинали расти волосы, мягкие и золотистые, словно пух новорожденного цыпленка. Он ловил каждое движение ее нежных, чуть заостренных пальчиков, каждый взмах длинных изогнутых ресниц, бросавших глубокие тени на ее бледные щеки.
— Вы когда-нибудь были в Лондоне, мисс Ракли? — спросил он неожиданно.
Леона покачала головой.
— Нет, — ответила она, — и не думаю, что мне хотелось бы поехать туда. Мне больше нравится наш укромный уголок, где вокруг все так тихо и спокойно.
— Вы в этом уверены?
Казалось, этот вопрос сильно удивил ее. Она, приподнявшись, оказалась с ним лицом к лицу, глаза ее расширились.
— В чем, милорд? — переспросила она.
— В том, что здесь на самом деле так тихо и спокойно, — произнес лорд Чард.
Леона судорожно вздохнула. Его предостерегающий взгляд пронзил ее, словно острие кинжала. «Итак, он знает! Он знает!»— промелькнула у нее мысль, и, прежде чем она смогла заговорить, прежде чем успела подобрать слова для ответа, в комнату вошел Николас Уэстон, и она воспользовалась удобным случаем, чтобы незаметно ускользнуть.
Приводя в порядок прическу перед обедом, она вновь перебирала в памяти содержание их разговора, отчаянно пытаясь найти выход из создавшегося положения, но так и не пришла ни к какому решению. Спустившись вниз, Леона обнаружила, что джентльмены уже переоделись и собрались в гостиной, и на протяжении всего обеда ее терзал один-единственный сакраментальный вопрос: что же ей теперь делать?
— Еще рюмочку бренди, милорд? Я достал его из винного погреба моего отца, вы должны признать: оно выдержано как следует.
Лорд Чард поднял свой бокал, рассматривая его на свет.
— Оно напоминает мне французский коньяк, который я когда-то пробовал в Кале. Тот же восхитительный букет и, без сомнения, столь же приятный вкус. Насколько я могу судить, у вас отличный выбор вин.
— Могу предложить вам все, чего только ни пожелаете, милорд, и даже сверх того, — хвастливо заявил Хьюго.
Леона поднялась из-за стола, чувствуя, что не в силах больше сдерживаться. Неужели Хьюго не понимает, что за каждым словом лорда Чарда скрывается совершенно иной смысл, тонкий намек или, быть может, предупреждение о грозящей им опасности?
— С позволения вашей светлости, я должна вас покинуть, — произнесла она сдержанно. — Надеюсь, что вы, господа, присоединитесь ко мне позже в гостиной.
— Разумеется, с радостью, — ответил лорд Чард.
Николас Уэстон тотчас же поспешил вперед, распахивая перед Леоной дверь. Он нетвердо держался на ногах, в его мышиных глазках, искоса смотревших в ее сторону, застыло плотоядное выражение.
— Мы не оставим надолго в одиночестве столь п-прелестную д-даму, — произнес он заплетающимся языком.
Сделав над собой усилие, она улыбнулась ему, подавив чувство омерзения. Ей приходилось и раньше видеть Хьюго пьяным, но он в таких случаях почему-то всегда ухитрялся выглядеть как проказливый мальчишка, которого застали с украденной им баночкой варенья. Однако елейно-подобострастный тон Николаса Уэстона производил на нее еще более отталкивающее впечатление, чем при его первой встрече.
Как только дверь столовой захлопнулась за нею, Леона приподняла подол платья и стремглав бросилась бежать, зная, что ей нельзя было мешкать ни минуты.
Не похоже было, чтобы лорд Чард поддался соблазну безмятежного времяпрепровождения в столовой, как на то рассчитывал Хьюго, и, значит, ей следовало поторапливаться Оказавшись в зале, Леона дрожащими пальцами прикоснулась к заветной панели на стене, за которой хранились ключи от погреба. Вытащив их, она тщательно прикрыла створку тайника и снова пустилась бежать прямо к входу в винный погреб, тяжелая дверь которого открылась плавно и без единого звука — видимо, петли недавно смазали маслом.
Проскользнув внутрь, она заперла за собой дверь на замок и в тусклом свете маленького оконца на уровне земли заметила стоящий на дубовой скамейке предмет, который она искала. Это был фонарь, заправленный новенькой сальной свечой, рядом с ним лежала металлическая трутница. Чтобы его зажечь, ей хватило нескольких секунд, и, когда наконец теплое яркое сияние озарило уходящие вглубь крутые ступеньки и низкий, грубо оштукатуренный потолок над ними, она продолжила свой путь.
Эти ступеньки вели в подвальные помещения замка.
Здесь их было великое множество, отделенных друг от друга мощными арочными подпорками, служившими опорой для всего здания. Внешне они выглядели весьма обыкновенно: нагромождение бочек, железные обручи, терпкий запах и бурые потеки от пролитого вина.
Здесь хранились остатки вин, купленных еще ее отцом, которые, как теперь заявлял Хьюго, были непригодны для употребления.
Миновав основную часть погреба, она подошла к еще одной массивной двери, ведущей в следующее отделение. Собравшись с силами, она потянула ее на себя, и, когда ей это наконец удалось, в полумраке ничего нельзя было рассмотреть, кроме пустого, прямоугольной формы подвала и нескольких бочонков, сваленных в углу.
Тем не менее она из осторожности притворила за собой дверь и направилась к самой дальней от нее стене, наскоро ощупывая ее ладонью, до тех пор пока чудо или интуиция не помогли ей обнаружить нужное место, — и стена раздвинулась, обнажая маленькую щель, достаточно, впрочем, широкую, чтобы через нее мог пролезть человек.
Холодный, сырой, пропитанный морской солью воздух, ударивший ей в лицо, на мгновение заставил Леону поежиться. Затем, словно повинуясь внутреннему приказу, она спустилась еще на несколько шагов вниз, ступив на каменистое, неровное дно туннеля, выдолбленного в самом центре скалы.
Ракли-Касл включал в себя наслоения различных эпох. От первоначальной постройки, относившейся к периоду норманнского завоевания, не осталось ничего, кроме нескольких стен. Затем пришли Плантагенеты, при которых на ее месте вырос довольно скромный деревенский замок, следом за ними — Тюдоры со свойственными этой эпохе еще более претенциозными замыслами. Каждый новый владелец, разрушая в той или иной степени плоды трудов своего предшественника, стремился возвести на память о себе нечто оригинальное, свойственное только ему. Но вплоть до времени царствования королевы Анны никому из них не приходило в голову, что это причудливое смешение архитектурных форм и стилей может рано или поздно сослужить им хорошую службу.
Для тех, кто желал по каким-либо причинам скрыться, невозможно было выбрать более подходящего места.
