— Возьмите. — Жак протянул платок Андре. Андре, поблагодарив мулата, завязал платок сложным узлом, который только начинал входить в моду, когда он уезжал из Англии.
Жак одобрительно кивнул.
— Можно ехать, — сказал он.
Мужчины вышли во двор. Перед домом их ждал весьма приличный открытый экипаж, запряженный парой лошадей. Андре отметил, что Жак, по-видимому, неплохо обеспечен.
На этот раз им пришлось ехать через центральную часть города.
Андре было странно видеть разряженных негритянок в легких, пышно украшенных экипажах.
— На Гаити немного богатых людей, — пояснил Жак. — Основная часть населения живет в глиняных хижинах, крытых соломой, и в обыденной жизни довольствуется набедренными повязками. Но теперь Порт-о-Пренс входит в моду. Это неудивительно. Ведь другой крупный город, Кап, разгромлен, и состоятельная публика стремится перебраться в столицу.
Земля быстро дорожает. Однако люди боятся нового наступления французов. Так что новых домов здесь пока не строят. Приобретенные участки пустуют, хозяева выжидают, когда прояснится обстановка. Люди опасаются вкладывать деньги в то, что так легко разрушить, пустив в ход пушки.
— А что случилось с портом Кап? — спросил Андре.
— Кап, расположенный на противоположном берегу острова, был, пожалуй, самым красивым местом на Гаити. Именно на него приходился главный удар армии повстанцев.
Когда на горизонте показался французский флот, портовые сооружения и жилые кварталы, по приказу Кристофа, сожгли дотла.
Высадившись на берег, генерал Леклерк обнаружил на месте процветающего города обуглившиеся руины домов да торчащие из земли обгоревшие стволы деревьев.
Рассказывали, что Полина Бонапарт, супруга генерала, не смогла сдержать рыданий при виде такого опустошения.
Однако она довольно скоро утешилась, заняв в Порт-о-Пренсе прекрасный особняк, служивший резиденцией Леклерка.
По сравнению с другими тропическими странами жизнь на острове была относительно комфортабельной. Во всяком случае, семейство Леклерк пользовалось удобствами, не уступавшими европейским. Что касается роскоши, то мадам Леклерк в ней буквально купалась. Едва ли она жила в таких условиях теперь, когда покинула это благословенное место.
Вскоре французам пришлось оставить остров, а в бывшей резиденции генерала обосновалась Оркис.
Андре как раз представилась возможность увидеть особняк Леклерка собственными глазами. Их экипаж проехал через массивные железные ворота, украшенные гербами.
— Чей это герб? — полюбопытствовал Андре.
— Раньше это был герб генерала Леклерка. Теперь Оркис считает его своим фамильным гербом. Вот бы удивилась Полина Боргезе, что у нее появился двойник… Двойняшка? — Жак не мог подобрать подходящее слово.
— В общем, женщина, которая называет себя ее именем, — подсказал Андре. — А гербы-то — серебряные…
— Конечно, — небрежно кивнул Жак. — На Гаити серебром никого не удивишь. Бывает, что на серебряных мисках едят в хижине под соломенной крышей.
Ворота вели в великолепный парк, утопавший в благоухании экзотических цветов. Вскоре карета остановилась перед оплетенным вьющимися растениями особняком из серого камня с просторным крыльцом, украшенным четырьмя колоннами.
Здание было типично французским. Андре без труда представил себе, как совсем недавно навстречу их экипажу вышли бы часовые в красных мундирах с серебряными галунами и застыли, приветствуя гостей по стойке «смирно».
Вместе с новой хозяйкой сюда пришла другая стража: молодцеватые мулаты в алых ливреях. Вежливо поприветствовав гостей, они провели их по длинным коридорам особняка в крыло, занимаемое мадам и отведенное для приемов.
По пути Жак успел шепотом рассказать Андре, что первые стражники из мулатов появились здесь еще при Полине Леклерк.
— Генеральша была падка до мужского пола, о ее любвеобильности ходили легенды, — пояснил он.
Мулаты, по словам Жака, привлекали мадам некоторыми своими особыми достоинствами, которые она столь ценила в мужчинах.
— Уж не знаю, как бравый генерал мирился со слабостями жены, — продолжал он. — Впрочем, Леклерка можно понять. Шутка ли, сестра самого Бонапарта! Ему не было резона ссориться с Наполеоном, тем более что и сам он был не святой.
— А Оркис даже не поменяла стражу? — удивился Андре.
— Нет, люди здесь новые, — ответил Жак. — Те, что служили здесь при французах, были казнены. Они погибли совершенно безвинно. Никто не мог бы обосновать их вины перед Дессалином. Но их и не судили. Закопали живыми в землю — и все. Говорили, что на мулатов им жалко пуль.
Оркис пришло в голову играть в Полину Боргезе, и она не стала отказываться от этой живописной детали в своем окружении — набрала новую стражу из мулатов.
При Полине часовые носили чрезвычайно тесные костюмы, придуманные лично мадам Леклерк с расчетом, чтобы радовавшие ее глаз анатомические подробности были особенно заметны.
Андре заметил, что стражники Оркис были одеты, так сказать, не менее броско.
Поднявшись на крыльцо и пройдя под греческий портик, опирающийся на колонны, гости вышли во внутренний дворик, в центре которого располагался обширный восьмиугольный бассейн.
Из середины бассейна бил фонтан, с шумом вздымались потоки прозрачной воды.
Это сооружение было довольно необычным. Все европейские фонтаны, которые приходилось видеть Андре, были украшены скульптурами.
Однако тот, кто проектировал бассейн, был мастером своего дела. Бассейн окружал высокий кустарник со странными лиловатыми листьями, так красиво отражавшийся в воде, что традиционная фигурка какого-нибудь амура или нимфы оказалась бы здесь лишней.
Мужчины вошли в прихожую и остановились перед резными деревянными дверями.
Лакеи распахнули их и церемонно сообщили Оркис о прибытии гостей.
Огромная комната, вернее, зал, куда их ввели, разделялась надвое колоннами. В удаленной от входа части помещения, на возвышении в три ступени, стояла огромная кровать в форме лебедя, где среди груды разнообразных по форме и размеру бархатных и кружевных подушечек восседала Оркис, облаченная в желтый шифоновый пеньюар, не скрывавший от дюжины присутствующих исключительно мужского пола ее обольстительные формы.
По-видимому, претендентка в императрицы давала придворный прием. Вначале Андре подумал, что все приглашенные счастливчики были негры, и подосадовал на несвоевременность своего визита. Молодой человек успел свыкнуться с мыслью, что он теперь — мулат.
Однако вскоре он разглядел среди присутствовавших пару своих товарищей по несчастью, которое с рождения преследовало детей от смешанных браков.
И мулаты, и негры были одеты в претенциозные алые, шитые золотом мундиры местной армии. Все они сидели на массивных резных табуретах из черного дерева, расставленных без особого порядка, так что создавалось впечатление, будто они собрались перед сценой, наблюдая увлекательный спектакль, в котором главным и единственным действующим лицом была загадочная женщина.
