Услышав шаги на тропе, человек вскинулся.
– Кто здесь? – крикнул он. – Не подходи – у меня дубина!
Линнеа остановилась.
– Это же я, – сказала она.
Человек слегка пригнулся, вглядываясь в темноту по другую сторону костра.
– Подойди ближе, – приказал он. И, когда она повиновалась, спросил: – Кто ты есть?
– Я просто маленькая девочка.
– Ближе, – велел незнакомец. Когда Линнеа вошла в освещенный круг, он спросил: – С тобой кто-нибудь есть?
– Нет, я одна.
И тут незнакомец неожиданно запрокинул голову и расхохотался.
– О, боже! – воскликнул он. – О, боже, боже, боже, как же я испугался! Я подумал было, что ты… впрочем, это не важно. – Он бросил свою дубинку в костер. – А что там у тебя за спиной?
– Я – ее рюкзак, – сообщил рюкзак.
– А я – ее карта, – добавил голосок помягче.
– Ну, так, не торчи там, в темноте. Держись рядом с хозяйкой. – Когда рюкзак послушно приблизился, мужчина схватил Линнею за плечи. Она никогда прежде не видела таких волосатых и бородатых людей, а его грубое лицо было совсем красным. – Меня звать Гюнтер, я опасный человек, так что, если я что прикажу, даже не вздумай ослушаться. Я пришел сюда из Финляндии, через Ботнический залив. Это очень, очень далекий путь по очень опасному мосту, и сейчас мало кто из оставшихся в живых способен на такое.
Линнеа кивала и думала про себя, что ничего не понимает.
– Ты шведка. Вы ничего не знаете. Вы даже не представляете себе, что творится в остальном мире. Вам этого просто не понять. Вы никогда не позволяли своим фантазиям заживо сожрать ваши мозги. – В том, что говорил Гюнтер, Линнеа не могла уловить ни крошки смысла. Она подумала, что он, наверно, забыл, что перед ним маленькая девочка. – Вы сидели здесь и жили себе обычной жизнью, когда все остальные… – Его глаза наполнились безумием. – Я видел жуткие вещи. Жуткие, жуткие. – Он зло встряхнул Линнею. – Я и сам творил жуткие вещи. Не забывай об этом!
– Я проголодалась, – сказала Линнеа. Это была чистая правда. Она так проголодалась, что у нее разболелся живот.
Гюнтер уставился на нее так, будто только что увидел ее. Потом будто бы увял немного, и весь его гнев куда-то сдуло.
– Ну… посмотрим, что у тебя в рюкзаке. Топай сюда, дружок.
Рюкзак подбежал к Гюнтеру. Тот запустил руки внутрь и извлек всю еду, которую положила туда мать Линнеи. И тут же начал есть.
– Эй! – сказала Линнеа. – Это мое!
Мужчина ухмыльнулся одним углом рта. Но все же протянул Линнее хлеб и сыр.
– Держи.
Гюнтер съел всю копченую селедку и не дал ей ни крошки. Потом он завернулся в одеяло, лег возле догорающего огня и уснул. Линнеа тоже достала из рюкзака свое одеяльце и легла по другую сторону костра.
Уснула она почти сразу же.
Но среди ночи Линнеа проснулась. Кто-то тихонько говорил ей прямо в ухо.
Это была даларнская лошадка.
– Будь очень осторожна с Гюнтером, – прошептала лошадка. – Он нехороший человек.
– Он тролль? – шепотом спросила Линнеа.
– Да.
– Я так и думала.
– Но я, как смогу, постараюсь защитить тебя.
– Спасибо.
Линнеа перевернулась на другой бок и снова заснула.
Утром тролль Гюнтер раскидал костер, вскинул свою котомку на плечо и зашагал по дороге. Он не предложил Линнее никакой еды, но в кармане у нее с вечера лежали остатки хлеба и сыра – их она и съела.
Гюнтер шел быстрее, чем Линнеа, но всякий раз, заметив, что девочка отстала, он останавливался и поджидал ее. Время от времени рюкзак вез Линнею на себе. Но, поскольку при таком передвижении его запаса энергии хватило бы самое большее до вечера, чаще все-таки Линнеа сама несла его.
Когда Линнее становилось совсем уж скучно, она пела ту песенку, которую выучила накануне.
Поначалу она удивлялась тому, что тролль дожидается ее, а не бросает одну на дороге. Но попозже, когда он в очередной раз оказался далеко впереди, она спросила лошадку, и та сказала:
– Ему страшно, и он суеверен. Он думает, что девочка, идущая в одиночку по диким пустынным местам, должна быть везучей.
– А почему ему страшно?
– За ним охотится кое-кто еще хуже, чем он сам.
В полдень они остановились перекусить. Поскольку все, что было у Линнеи, кончилось, Гюнтер достал свои собственные припасы. Его еда была хуже той, которую приготовила мать Линнеи. Но когда Линнеа сказала об этом, Гюнтер фыркнул:
– Радуйся, что я тебе вообще хоть что-то дал. – Потом он долго смотрел в безлюдную чащу леса и наконец сказал: – Знаешь, ты не первая девчонка, которую я встречаю на пути. Одну я повстречал там, где прежде был Гамбург. Когда я свалил оттуда, она увязалась со мною. И ведь знала о моих делах, и все же… – Он выудил откуда-то медальон и протянул его Линнее. – Смотри!
В медальоне был женский портрет. Самой обычной симпатичной женщины. Ничего особенного.
– И что с нею случилось? – спросила Линнеа.
Тролль скорчил рожу и показал зубы.
– Я ее съел. – Вид у него был такой дикий, что дальше некуда. – Если у нас продукты кончатся, я и тебя могу поджарить и съесть.
– Я знаю, – сказала Линнеа. Все тролли такие. Она много знала о них. Они едят все, что попадется. Они едят даже людей. Они едят даже других троллей. Так сказано в ее книгах. И, поскольку он сам не говорил, она спросила: – А куда ты идешь?
– Не знаю. Куда-нибудь, где безопасно.
– Я иду в Годастор. Моя карта знает дорогу.
Гюнтер очень долго обдумывал услышанное. И наконец спросил, чуть ли не выдавив из себя слова:
– Ты как думаешь: там безопасно?
Линнеа энергично закивала:
– Да.
Гюнтер вытащил карту из рюкзака девочки и спросил:
– Далеко отсюда до Годастора?
– Он по другую сторону горы; день, если идти по дороге, а через лес – в два, а то и в три раза дольше.
– Какого черта я вдруг попрусь через лес? – Он сунул карту обратно в рюкзак. – Ладно, малявка, идем в Годастор.
Когда день хорошо перевалил за полдень, за их спинами стала нарастать великая тьма, уплотнявшая тени в лесу и вздымавшаяся все выше и выше, пока полнеба не стало черным, как сажа в печи. Линнеа никогда еще не видела такого неба. На них обрушился ледяной ветер – такой холодный, что вышибал у Линнеи слезы и тут же замораживал их на ее щеках. Снеговые смерчики срывались с сугробов и плясали над пустой черной дорогой. Не прекращая вращения, они собирались в призрачную женскую фигуру. А та подняла руку и указала на людей. Над ее головой появился темный вихрь, походивший на рот, открывшийся, чтобы заговорить.
