Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
– Не забудьте, Василий Гаврилович, напомнить Автономову и про Коптева. Наша бумага уже вторую неделю у него лежит.
Дождь перестал. Но и омытые им звезды не могли бы поспорить с огнями, которые, чем ближе было к полуночи, тем все ярче разгорались внизу, под нависшей над поймой кручей.
8
Из углового окна управления пробивался сквозь малиновую штору свет, окрашивая еще невытоптанную лебеду. Раньше здесь был станичный выгон.
Когда Греков вошел к Автономову в кабинет, тот сидел, сцепив руки и подперев ими подбородок. Глаза у него были закрыты, китель вздымался и опускался на груди. Что-то заставляло его единоборствовать с усталостью в этот час, когда давно уже все спали. Не только в управлении – по всему поселку померкли окна. И батарея телефонов на тумбочке справа от стола Автономова не подавала признаков жизни.
Но едва Греков переступил порог кабинета, как Автономов, открывая глаза, совершенно свежим голосом, в котором всегда чудилась насмешка, спросил:
– Ты где это по ночам бродишь? Я тебе и в политотдел звонил, и Валентину Ивановну разбудил. В такое время все организованные люди спят. Где был?
– У Цымлова, – садясь, ответил Греков.
– И от него, заряженный какой-нибудь очередной идеей, – ко мне на штурм? – уже с нескрываемой насмешкой в голосе спросил Автономов.
– Почти.
– Выкладывай, – миролюбиво согласился Автономов. – Мне все равно дожидаться звонка министра. Но сперва расскажи о проране.
Обратно на левый берег Греков поехал от Цымлова не по наплавному мосту, а через проран и убедился, что Федор Иванович не напрасно был так уверен. Еще месяц – и можно будет перекрывать русло Дона.
– Если, конечно, не задержит нас с отводным каналом Гамзин, – заключил Греков.
Автономов усмехнулся:
– Если ты так уверен в Цымлове, то в Гамзине я тем паче. А с Приваловской?
– Там стоило бы лучше разобраться.
– Вот и разберись. Ты же в тридцатом году там людям райскую жизнь обещал.
– Этого я, между прочим, не обещал, – закипая раздражением, сказал Греков. Не любил он, когда Автономов начинал разговаривать с ним в таком тоне.
– И если надо, то без лишних церемоний с районными властями бери там все в свои руки.
– Но это уже после засыпки прорана.
– Не опоздай. Скоро вода начнет нам пятки мочить… Ну а теперь хочешь я сам скажу, по какому делу тебя сегодня уполномочил твой Цымлов.
– Он такой же мой, как и твой.
Автономов отвел его слова жестом.
– Не скажи. Я же не отрицаю, что Гамзин – тот больше мой. Но и без твоих слов мне уже известно, какой Цымлов замышляет новый человеколюбивый акт.
– От кого, Юрий Александрович, тебе это известно, если не секрет?
– У меня от тебя секретов не может быть. Ты же моя партийная совесть. Кого Цымлов через два дня на третий присылает ко мне на доклады вместо себя?
– Козырева?
– Но у человека, как тебе известно, кроме чувства совести, должно быть и чувство долга. Мой долг не позволяет мне обходить закон.
– Ты, Юрий Александрович, помнишь того ЗК, который прыгнул на льдину и погасил шнур?
– Что-то припоминаю, но смутно.
– Это был он.
– Кто?
– Молчанов.
Только на секунду колебание отразилось на лице Автономова.
– Это еще ничего не доказывает. Во время войны многие из лагерей попадали в штрафроты. Случалось, и зарабатывали звезды Героев Советского Союза. Но мы давно уже не по законам военного времени живем. Сегодня его расконвоируй, а завтра он опять сунет кому-нибудь под лопатку перо.
– И все же на этот раз твои информаторы обманули тебя.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Загляни в свою синюю папку и ты сам увидишь, о чем теперь тебя просит Цымлов.
Пошарив рукой в тумбе стола и раскрыв перед собой синюю папку, Автономов продолжал небрежно улыбаться, но Греков видел, как уже порозовели его щеки, улыбка, подергивающая уголки рта, все больше начинала напоминать гримасу, а руки шарили на столе: передвигали чугунную пепельницу, откручивали и закручивали ручку на пресс-папье. Больше всего Автономов не любил быть обманутым.
– Козырев свое получит, – сказал он. – Но из этого еще не следует, что и человеколюбивый проект твоего Федора Ивановича под аплодисменты пройдет.
– За что ты, Юрий Александрович, его не любишь?
– Разве это заметно?
– Даже слепому.
– Теперь и ты ошибся. Не его я не люблю, а когда он начинает ковыряться.
– Как это понимать?
– Наше дело строить, а не лезть в дебри.
– Боишься заблудиться?
– Не нами заведено.
– И на этом можно поставить точку?
Автономов долго не отвечал, склонившись над папкой. Большая белая рука его лежала на стекле, отражаясь в нем, как в зеркале. Когда, подняв голову, он взглянул на Грекова, тому показалось, что под фамильярной грубостью Автономов старается спрятать что-то другое.
– Вася, девичья твоя душа, – сказал он осевшим голосом, – почему ты не пошел заведовать детскими яслями? Сушил бы теперь пеленки, вместо того чтобы обращать меня здесь в христианскую веру. Скучновато мне бывает с тобой. – Автономов вдруг придвинул к себе папку и, размашисто написав на углу листа: «Разрешаю В. Молчанова перевести из правобережного района в центральный», поставил: «Автономов».
– Как у министра, – пошутил Греков.
Небрежным движением подавая ему через стол лист, Автономов холодно взглянул на него.
– В том-то, может быть, и загвоздка, что не я министр.
Из приемной, открыв дверь спиной, вошел его порученец, держа по стакану чая в подстаканниках в каждой руке. Поставив их на стол, он хотел удалиться, но Автономов остановил его:
– Гамзина нашел?
В глазах порученца мелькнуло беспокойство.
– Он уехал.
– Куда?… – с еще большим беспокойством порученец взглянул на Грекова. Но Автономов сурово напомнил: – Тебе пора уже знать, что от начальника политотдела у меня секретов не может быть.
– На катере вверх по Дону.
– Что за прогулка при луне?
– К утру он вернется, – заверил порученец.
– И сразу же его ко мне на доклад.
После того как за порученцем закрылась дверь, Автономов, помешивая ложечкой в стакане чай, коротко взглянул на Грекова:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79