Поместье Финнон-Лас стоит, как стояло уже более века, задним фасадом к горе, рядом с которой оно было построено. Двухэтажный дом с высокими окнами, выходящими на юго-восток, первым приветствует лучи утреннего солнца и укрывает своих жителей от жестоких ветров зимой. Поместье выглядит не очень красивым, но презентабельным. Линии его лишены грации, но довольно складны, и видно, что дом не был построен наспех. Сине-серый камень, из которого построен особняк, покрывает дикая жимолость, которая бурно разрослась над входной дверью и окаймляет окна первого этажа своими узкими листьями и бледно-желтыми цветами. Даже покрытая темным сланцем крыша бодро переливается под летним солнцем. Во двор можно попасть через маленькие железные ворота, по дорожке, выложенной каменными плитами, по обе стороны которой виднеется не очень-то аккуратная лужайка и цветники из роз и кустарников, по-видимому, счастливые в своем полудиком состоянии.
Кай останавливает коня у ворот.
– Ну? – он не может не спросить. – Как тебе мой дом?
На лице Морганы он видит удивление. Что она себе навоображала, думает Кай. Неужели какую-нибудь жуткую берлогу? Или мрачный фамильный склеп? Ему нравится ее удивление.
Моргана поворачивается к Каю, и тот надеется, что она собирается широко улыбнуться, когда изнутри дома доносится хриплый лай. Входная дверь распахивается настежь, и два корги несутся к повозке со всех ног. Они бегают вокруг повозки, сливаясь в два огненно-рыжих вихря, не прекращая двигать своими короткими лапками и пушистыми хвостиками. Теперь Моргана и правда в восхищении.
Кай смеется.
– Ну, хватит уже, Брэйкен! Мег, прекрати лаять! Не к таким собакам ты привыкла, я полагаю?
Моргана качает головой, спрыгивает с повозки, чтобы радостные песики могли приветствовать ее должным образом.
– Колли здесь никто не разводит, – поясняет Кай, – а корги хорошо приспособлены к холмистой местности, настоящие пастушьи собаки.
Каю нравится, что его собачки так понравились Моргане. Лишь спустя минуту или около того он понимает – на него кто-то пристально смотрит. В дверях он видит миссис Джонс.
– Кай Дженкинс, – качает она головой, – и как долго ты позволишь своей жене стоять тут, в окружении сумасшедших псов, вместо того чтобы показать ей дом? Ох, мальчик мой, что же нам с тобой делать?
Хольвен Элюнед Прайс-Джонс, которая настаивала, чтобы все называли ее просто миссис Джонс, женщина столь же высокая, сколь полная. И настолько добрая, насколько это возможно. Ее полнота является следствием любви к выпечке, а мягкие линии лица и ямочки на щеках говорят о ее всегдашнем радушии. Как всегда, на ней безупречно чистый фартук, колпак накрахмален до треска, а глаза столь юные, что никто не заподозрит, что ей уже глубоко за шестьдесят. Не в первый раз Кай задумывается, как он пережил бы те жуткие дни после смерти Кэтрин, если бы рядом не было чуткой и доброй миссис Джонс.
Неловко он протягивает руку Моргане.
– Познакомься, Моргана, это миссис Джонс.
Моргана прекращает гладить собак и встает. Поколебавшись немного, она все же позволяет ему взять себя за руку и отвести по дорожке к дому. Кай поражен тем, насколько ее рука легка и невесома, и ловит себя на мысли, что не хочет ее отпускать.
– Миссис Джонс, позвольте представить вам мою жену, Моргану Дженкинс. Моргана, это моя тетя и домоправительница, миссис Джонс.
– Ой, какая же вы хорошенькая! Простите мою бесцеремонность, – миссис Джонс с трудом изображает подобие реверанса, еле передвигая свои располневшие ноги. Моргана спешит помочь ей встать, качая головой, явно смущенная, что ей выказали такую честь. Две женщины пристально рассматривают друг друга. Наконец миссис Джонс, ликуя, хлопает в ладоши.
– Ох, ох, – говорит она тихо, – пора бы уже счастью вернуться в Финнон-Лас.
И переводит взгляд на Кая, который разглядывает свои сапоги.
– Пойду принесу вещи, – говорит он.
– Да черт с ними, с вещами! – шокированным голосом произносит миссис Джонс. – У тебя что, других дел, поважнее, нет?
Кай смотрит на нее непонимающим взглядом, и домоправительница продолжает:
– Ну же, давайте, мистер Дженкинс, перенесите вашу невесту через порог!
Кай хочет возразить, но вдруг видит, что Моргана сделала еле заметный шаг назад. Она что, в самом деле хочет, чтобы он перенес ее через порог? Чтобы взял ее на руки и внес в дом? Как настоящую жену. Из-за нерешительности Кая момент затягивается, и он уже не может совершить этот яркий поступок и очень об этом жалеет. Вместо этого мужчина лишь бормочет что-то о том, какой утомительной была поездка, и спешит к повозке.
На секунду мне кажется, что он вот-вот решится; сделает шаг вперед, подхватит меня на руки и перенесет через порог, как того требуют традиции. Но Кай не делает этого. И чем же объяснить его нежелание? Может, он и вовсе меня не воспринимает как свою супругу? И жениться на мне было просто необходимостью – не более чем формальностью, которая нужна, чтобы подтвердить его статус главного погонщика? И больше я ему незачем? Может быть, я и не хочу, чтобы он заставлял меня выполнять обязанности жены, но уж точно не согласна на неопределенность: этак я, выходит, и не любовница, и не помощница по хозяйству! Тогда что же он вообще намерен со мной делать?
Признаюсь, я поражена видом Финнон-Лас. Это не просто милая ферма, как я предполагала, а довольно большое и надежное поместье. А домоправительница какова! Да, я ошиблась насчет того, что Кая Дженкинса не кормят – миссис Джонс не похожа на человека, который жадничает за обеденным столом. Но почему же тогда Кай такой худой, почти прозрачный?
Поняв, что через порог меня не перенесут, а муж занят пожитками, миссис Джонс принимает на себя роль гостеприимной хозяйки.
– Входите, милочка, добро пожаловать. Господь знает – пока мужчины медлят, брать инициативу в свои руки приходится нам, женщинам! – улыбаясь, вздыхает она.
И ведет меня в широкий холл, посреди которого возвышается широкая лестница из полированного дерева, поднимающая на второй этаж. Со всех сторон зал окружают двери – и как тут не заблудиться? Зачем так много комнат одному человеку? Я вхожу в помещение, которое миссис Джонс назвала гостиной. Высокие ставни подняты, комнату заливает солнечный свет. Я вижу прекрасный камин и роскошный диван. У стены стоят старинные часы. Но самый яркий предмет мебели – огромный сервант из дуба, в котором столько восхитительного фарфора, сколько я за всю свою жизнь не видела. Узоры на каждой тарелке и чашке кажутся замысловатыми, и я подхожу ближе, с любопытством разглядывая завитки нарисованного на посуде шиповника, плюща и вьющихся виноградных лоз.
За моей спиной возникает Кай.
– О, я вижу, тебе по душе фарфор Кэтрин? Она так им гордилась. Это подарок ее матери.
Он замолкает и оглядывается, словно в первый раз видит гостиную.
– Я не часто сюда захожу. Не люблю проводить время в праздности.
