Надо вены окрасить Бургундии пенистой кровью: Был король парнем в доску, хотя трусоват был и рыхл. Мушкетеры вошли, облеченные высшей любовью, И за жизнь погутарить чтоб, сбросились на четверых.
Райским духом пропахла харчевня «Сосновая шишка», Но сегодня не время для флирта и шпажных утех. Смотрит на мушкетеров хозяйка, хватившая лишку, И так очи горят, что дымятся мундиры на тех…
— Забавно, — кивнул штабс-капитан и обернулся к парадному крыльцу.
Вдруг дверь отворилась. Из дома выглянул седой человек в наброшенном на плечи английском твидовом пальто. Человек махнул рукой:
— Заходите скорей.
Они зашли в вестибюль.
— Простите меня, Алексей Николаевич, — вздохнул пожилой мужчина, — не уберег. Кто-то выдал нас. Но у меня есть свой человек в этом их ЧК, который сообщил, что про ваш саквояж никому в их организации доподлинно неизвестно. Вероятно, Урицкий, увидев, какие сокровища оказались в его руках, решил их тайно реквизировать. По крайней мере, он не привозил их на службу и еще не вызывал ювелира для оценки.
— Товарищ Урицкий из вашей квартиры, судя по всему, отправился к себе на Васильевский. А на Дворцовой сегодня появится не раньше полудня — хотелось бы надеяться на это. Сейчас… — Долгоруков достал серебряные часы, открыл крышку. — Сейчас только десять пятнадцать. Так что есть время перехватить его по дороге. Автомобиль его мне известен. Но не извозчика же нанимать…
— У меня во дворе стоит английский Vauxhall — очень быстрая машина. И шофер хороший имеется.
— Никого не надо, я сам справлюсь.
Юнкера Каннегисера Долгоруков догнал только на Невском, когда тот пересекал Большую Морскую. Сбросив скорость и аккуратно объехав молодого человека, князь остановил автомобиль и помахал вспотевшему от усилий бывшему юнкеру. Каннегисер, как делал это и прежде, затормозил ногой и все же колесом въехал в заднее крыло автомобиля.
— Простите, господин капи… — начал было извиняться Канненгисер, но осекся, потому что Долгоруков был одет матросом.
Алексей Николаевич вышел из машины и негромко произнес:
— Сегодня не надо никого убивать: лучше будет, если вы отправитесь домой к родителям. Каждый террористический акт должен быть тщательным образом продуман с учетом всяких возможных случайностей. И в одиночку не стоит на него идти. Вы рискуете быть схваченным.
— Я готов отдать жизнь, чтобы покарать тирана! — заявил молодой человек и оглянулся — не слышал ли кто.
— Не сомневаюсь, а потому готов встретиться с вами сегодня же у вас дома. Мы все обсудим и, возможно, привлечем дополнительных сподвижников.
Каннегисер задумался, а потом посмотрел внимательно на Долгорукова.
— Я подчиняюсь, но только если вы дадите мне слово, что последний выстрел сделаю именно я. Мне надо отомстить.
— Слово офицера.
Урицкий проживал в доме № 9 по Восьмой линии, почти напротив особняка графини Паниной, теперь неизвестно кому принадлежащего. В декабре семнадцатого Софья Владимировна Панина была арестована за то, что отказалась отдать большевикам средства министерства народного просвещения, которые хранились у нее дома. Министр был ее хорошим другом. Ее приговорили к расстрелу, но потом большевики вспомнили, что «красная» графиня долгое время помогала им деньгами и прятала в своем доме скрывающихся от жандармов и полиции революционеров, а потому отпустили, посоветовав в России не оставаться. Где София Владимировна теперь? И почему Вера не живет в ее роскошном особняке, ведь Вера единственная наследница — племянница, пусть даже и двоюродная.
Обо всем этом размышлял Долгоруков, когда подкатил к дому № 9. Машины у входа не было. Зато стоял дворник.
— Урицкий давно уехал? — крикнул Алексей.
— Минут пять, — ответил тот, — или четыре. У меня ведь часов нет. Он через Николаевский обычно ездит.
По середине неширокого моста колонной по четыре шел строй матросов. Дощатый настил гудел под их ногами. Матросы шли и пели.
Ты не плачь, моя Маруся, Я к тебе еще вернуся. Я вернусь, вернусь, а может, нет, Что ты скажешь мне в ответ? По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там. По морям, морям, морям, морям! Нынче здесь, а завтра там!
Долгоруков нажимал на клаксон, но матросы не сворачивали. Видели его, заметили и то, что за рулем спортивного авто сидит такой же, как и они, флотский, но не сворачивали. Алексей хотел обогнуть их, но едва не въехал в коляску, которую тащили два серых в яблоках рысака — известная всему городу пара балерины Кшесинской. Теперь в коляске балерины сидела коротко стриженная немолодая женщина в кожаной тужурке и наброшенной на плечи горностаевой горжетке. Дама целовалась взасос с рослым матросом. А те, что шли по мосту, показывали на влюбленных пальцами и кричали:
— Давай, браток, засади ей пару торпед с винтом под корму!.
По Английской набережной автомобиль пронесся как ветер, свернул на Дворцовую площадь, где гуляли люди и цокали копытами крестьянские лошадки извозчиков. Черный крытый автомобиль подкатывал к Невскому проспекту, к угловому зданию, в котором располагался наркомат внутренних дел.
