Между тем всадник продолжал движение. Видно было, что он не принадлежал ни к одной из расплодившихся во множестве партий и унаследовал от предков качество, запечатлевшееся на всей его внешности — свободу. На вид ему было немногим более тридцати лет, и похож он был на мушкетера Атоса из бессмертного творения Дюма-отца. Удлиненное загорелое лицо с высоким лбом, немного навыкате голубые глаза, тонкий хрящеватый нос, под которым над большими мужскими губами красовались черные подкрученные усы, и волевой подбородок дополняли картину, достойную эпохи королей Людовика Тринадцатого или Четырнадцатого. Правда, в годы правления последнего монарха знаменитый кардинал Арман Жан дю Плесси де Ришелье уже умер, и всадник, сказочным образом перенесшийся в настоящее время, вряд ли сражался с кардинальской гвардией. Хотя как знать, Франция была страной религиозной, и кардиналов с собственными армиями здесь хватало всегда.
В этот будний день улицы городка были пустынны, во всех провинциальных населенных пунктах они заполнялись народом только по воскресеньям и в праздничные дни. По обеим сторонам дороги тянулись здания самой различной постройки. Это были дома южного типа с желобчатыми крышами, как у итальянцев, или с крышами, идущими уступами, с крытыми галереями вокруг стен, как у швейцарских шале. Всадник с интересом осматривался вокруг, хотя было видно, что бывал он здесь не единожды и раскручивавшаяся перед его взором картина известна ему в подробностях. В конце одного из переулков, возвышались массивные стены старинного родового замка, напоминавшие о пышном великолепии домов французской знати времен правления Екатерины Медичи.
Щеку молодого человека покривила мимолетная усмешка. На ногах его были надеты кожаные ботфорты с широкими отворотами и со шпорами с серебряными колесиками, торчащими над высокими каблуками. Отложной воротник белоснежной рубашки на мускулистой шее был расстегнут, из-под него виднелась массивная золотая цепь, переливавшаяся световыми отблесками. Из-под рукавов выглядывали сильные ладони с длинными пальцами, которыми он изредка шевелил уздечку, украшенную серебряными бляхами, заставляя сытого жеребца держаться середины улицы. На среднем пальце левой руки источал искры именной перстень с бриллиантом в пятнадцать карат.
Лето было в самом разгаре, вельможного шевалье немного разморило. И все равно, заметив на балконе молоденькую жительницу городка со струящимися по щекам и плечам прядями пышных волос, он посылал ей воздушный поцелуй, как бы демонстрируя свой жизнерадостный характер, всегда готовый толкнуть его в объятия очередной дамы сердца. Это был настоящий француз, не обремененный еще семейными заботами, но успевший познать и вкусить прелестей женского тела, знающий толк в его очаровательных округлых формах. Было видно, что в этом деле он вошел во вкус и за ночь, проведенную с прекрасной соблазнительницей, не жалел никаких денег. Так же можно было предположить, что средств на развлечения кавалеру постоянно не хватало, и для того, чтобы их раздобыть, он готов был на все.
Несмотря на грациозность, с которой строевой жеребец гарцевал по улицам, вымощенным булыжником, а всадник восседал в удобном седле, ощущалось, что путь они успели проделать немалый. С губ лошади срывались клочья пены, по крутым бокам широкими разводами растекался пот. Да и сам седок, если бы кто-то решился присмотреться повнимательнее, не держался прямо, а заметно наклонялся вперед, тем самым уменьшая нагрузку на позвоночник. И когда, проехав небольшую площадь, конь завернул к двухэтажному зданию с портиками, колоннами и узкими монастырскими окнами, цена которому была не меньше пятисот тысяч франков, кавалер облегченно вздохнул и попытался распрямиться в полный рост.
Возле подъезда с мраморными ступенями и массивными дубовыми дверями он натянул поводья, некоторое время молча покачивался в мягком кожаном седле, словно продолжая движение, затем перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на землю. На звон серебряного колокольчика в приоткрытую створку дверей выглянула молодая худощавая женщина в белом кружевном чепчике и в фартуке поверх длинного темного платья, пошитого в талию.
Увидев гостя, она натянуто улыбнулась и пошире открыла обе половинки дверей.
— Вы приехали как раз вовремя, месье Буало де Ростиньяк, — деревянным голосом объявила она. — Проходите в дом, сейчас я приготовлю вам ванну.
— У вас что-то намечается? — засовывая плеть за голенище и переступая порог здания, поинтересовался молодой мужчина.
Его внимание привлек праздничный чепчик консьержки, увитый сверкающей бижутерией, и большая брошь из фальшивых драгоценных камней, сияющая на ее плоской груди.
— Ваш дядюшка решил устроить прием в честь вашей помолвки с мадемуазель Сильвией д'Эстель. Будут приглашены ее родственники и все солидные люди нашего городка.
— Ах, вот зачем он вызвал меня из Парижа.
— А вы разве не догадывались?
— Но это мероприятие никуда бы не убежало, — молодой мужчина криво усмехнулся, уже в прихожей обернулся и приказал женщине: — Франсуаза, скажите конюху, чтобы он отвел моего жеребца на конюшню и задал ему овса.
— Все будет исполнено, месье Буало, — щелкая задвижкой, отозвалась консьержка. — А сейчас поднимитесь на второй этаж, ваш дядюшка наблюдал за вами из окна, он находится в своем кабинете.
— Вот как! — удивился приехавший и, пожевав губами, пробормотал как бы про себя: — Впрочем, любопытство у него всегда было на первом месте, если исключить неискоренимую тягу к собирательству.
Пройдя к огромному зеркалу, стоявшему у стены обширной прихожей, выложенной мозаикой из итальянского мрамора, стройный красавец снял шляпу и выпустил на волю копну вьющихся каштановых волос, затем взял с покрытого темным лаком старинного трюмо костяной гребешок и принялся неторопливо расчесывать крупные завитки. Золотая цепь на его груди отозвалась волнами света, отразившимися в глубине таинственного стекла, их просекли длинные отблески от крупного бриллианта в перстне. Весь облик молодого человека как бы оделся в лучистое сияние. Покончив с расчесыванием, он клетчатым платком стер с лица дорожную пыль, припудрил щеки из пудреницы, находившейся здесь же, и резво взбежал по мраморным ступеням лестницы на второй этаж.
Дверь, ведущая в кабинет хозяина дворца, была приоткрыта, кроме голоса дяди оттуда доносилось ворчание тетушки, молодящейся старухи с буклями и с древним корсетом под платьем, распертым железными обручами. Кавалер знал о ее причудах. Она ни за что не желала отказываться от моды из своего времени, предпочитая всякие ухищрения из тяжелого железа так называемому свободному стилю с рюшами и многочисленными складками. Любила она и украшения с крупными драгоценными камнями. Вот и сейчас ее грудь, прикрытую мелкой шелковой сеткой, украшало ожерелье из крупных сапфиров и аметистов, среди которых встречались и кроваво-красные зерна граната. Из-под громоздкой прически с алмазной заколкой выглядывали длинные бирюзовые серьги по тысяче экю каждая, а на руках, сложенных на животе, посверкивали несколько перстней с крупными бриллиантами и опалами с радужной игрой цветов. Камень опал служил для тетушки своего рода талисманом, иногда она разглядывала в его глубине картины из прошлого и будущего всей семьи, о чем немедленно становилось известно всему городку. На ее левом запястье красовался браслет из винно-желтого топаза.
