Москва
На днях Интернет поразил сообщением, что «Звёздный мальчик», ледяной красавчик из детства, работает сейчас где-то в Москве в похоронном бизнесе. Я бы дала ему себя похоронить разочек, знаете ли. Только ведь не доживёт, скорее всего, или будет не в том состоянии, в каком хотелось бы иметь его на своём бенефисе. Я-то намерена пробыть тут до девяноста, меньше и затеваться не стоило.
В конце концов, если можно приглашать кумиров юности на корпоративы, свадьбы и дни рождения, отчего бы и напоследок не звать их к телу? Я не увижу, но сама мысль приятна. Идея не страннее, чем любое завещание о порядке церемонии, с этим вашим скуриванием праха или развеиванием по ветру в труднодостижимых местах.
И тут я поняла, что в этом бизнесе просто обязана быть услуга «Меня хоронят красивые люди» — наёмные плакальщицы из фотомоделей, стриптизёры, которые понесут гроб, рыдая. Особо тщеславные старички могут выдать отборных девушек за своих недавних любовниц; за отдельную плату для заказчиков-эстетов — драка из ревности. А лично я просто выбрала бы по каталогу мужчин, похожих на тех, что когда-то любила. Оригиналы-то будут в лучшем случае мертвы, а в худшем — безнадёжно обветшалые (я, впрочем, путаюсь, что тут хуже, но максима о живой собаке супротив дохлого льва никогда не казалась мне очевидной). И, да, драку я бы тоже оплатила, меня и при жизни это развлекало.
Главное в жизни — не врать себе, я уже слишком взрослая, чтобы верить в злых гномов, которые по ночам ушивают в шкафу одежду. Нужно смотреть правде в глаза: мои штаны за зиму усохли.
Я-то думала, что этими ванильными эклерами делала Диме хорошую жену, а оказывается, я делала его жене латиноамериканскую задницу. Есть и преимущества: сегодня в узком переулке нетерпеливая машина не сигналила, чтобы я убралась на обочину, а покорно тащилась позади. Боялась, наверное, что я с перепугу упаду с каблуков и уроню это солнце.
Варю глинтвейн, Дима порицает меня за пьянство, а я оправдываюсь, что там треть воды, как указано в рецепте с венгерской кружки. Через некоторое время пробует, кашляет:
— Забористый у тебя глинтвейн!
Я, очень тихо:
— Он с вискарём.
Рецепт рецептом, а жизнь есть жизнь.
Ведь как оно вышло? Вяло листала ленту и вдруг споткнулась о слово «выпивали», встрепенулась и поскакала варить глинтвейн. Мне рассказывали, винтовые от перспективы скорой дозы так возбуждаются, что бегут в туалет. Я пока ещё ничего, но за зиму выкристаллизовалась история:
♦ на три стакана вина и стакан воды
♦ три столовые ложки коричневого сахара и одна мёда,
♦ специи — имбирь, гвоздика, корица, мандариновая цедра и две столовые ложки секретной смеси — fodormenta, csipkebogyo, hibiszkusz, alma (я купила её на ярманке в Будапеште в качестве чая, но она оказалась слишком кисло-фруктовая для самостоятельного употребления);
♦ вскипятить сахар и специи в воде, влить вино, нагреть, укрепить дух тремя колпачками виски, выключить, закрыть крышкой, написать об этом в блоге, разлить и больше уже никуда ничего не писать.
* * *
Встанешь, бывалоча, у зеркала — хороша ли? Да хороша, конечно, только тянет воскликнуть, как Гоголь: «Жизнь, жизнь, куда ты подевалась?» — птица-тройка, яблоки-веники, отчего же так быстро? Ведь не первые же десять лет хороша, а счастья было всего ничего, будто едва родилась. Провела годы, думая, что оно в других, трудностижимых людях, теперь же полагаю, счастье — возможность. Чем больше можешь — сам, — тем концентрированней реальность.
Или не я неумеха, а средняя жизнь устроена, как кувшин с отстоявшимся молоком — снизу жидкое, сверху сливки, и начинают все одинаково, со дна. Редко кто умеет пить сразу, пока парное.
В марте у меня заведено быть счастливой ежедневно, от этого в самой фигуре моей появляются какое-то жлобское упрямство и быковатая тупость: вы там как хотите, а я свою радость у жизни выцарапаю, а коли по случайности моя радость заключена в человеке, то извиняйте — выцарапаю и из человека, и лучше бы ему не сопротивляться, рваные раны тяжелей заживают, если же не дёргаться — чик, и всё. Добытый фан пересчитываю страстно, на пальцах, мне потом остальной год этим жить.
