– Игнат, распорядись братов на круг созвать.
Не участвовавший в загуле сотник, он был вовсе трезвого нрава, растерянно ответил:
– Клич-то бросить можно, да будет ли с этого толк? Все кругом вусмерть пьяные. Даже Митька Разгуляй, на что уж крепок на винище, но и тот на ногах еле держится. Дельного совета все одно никто не даст. Что прикажешь, то и сделают. Скажешь, до дому идти – домой пойдут, скажешь, надобно столицу Речи Посполитой брать – на Варшаву двинутся. Ты бы лучше к воеводе съездил. Нынче утром от него посланец был, вас с князь Дмитрием домогался. Может быть, договоришься с Шуйским, чтоб он нас по-хорошему на Дон отпустил. Князь ведь тоже далеко не дурак, и ему наш бунт не шибко надобен.
Иван кивнул гудящей с дикого похмелья головой и попросил:
– Будь любезен, разыщи да оседлай моего коня, а я пока хоть лик умою.
Не прошло и четверти часа, как сотник привел Лебедя к шатру. Сам он тоже был верхом, при всем оружии. В ответ на изумленный взгляд есаула Игнат уверенно промолвил:
– Я с тобой.
– Как знаешь, думаю, тебе не надо объяснять, чем поездка эта может кончиться, – предупредил его Иван, трогаясь неспешным шагом к стану московитов.
Немного не доехав до обители вождя московской рати, Ванька спешился. Шагнув навстречу княжеским охранникам, он бросил Доброму через плечо:
– Останься здесь. В случае чего, не ввязывайся в драку, сразу в полк скачи и уводи братов.
– Вань, ты шибко там не буйствуй. Худой-то мир, он лучше доброй ссоры, – напутствовал Игнат своего молодого предводителя.
К удивлению есаула, ждать у крыльца ему на этот раз не пришлось. Завидев казачьего старшину, один из стражников тут же юркнул за дверь. Княжич не успел еще и рта открыть, чтобы оповестить о своем прибытии, как она снова отворилась и расплывшийся в подобострастной улыбке благородный холуй провозгласил:
– Входи, полковник, Петр Иванович давно тебя дожидается.
Шагая через уже знакомые темные сени, Иван насмешливо подумал: «Встречают хорошо, интересно, как прощаться будем», – и смело переступил порог.
Шуйский пребывал в гордом одиночестве, никаких «апостолов» на этот раз при нем не было. Увидев Ваньку, он с насмешливым укором вопросил:
– Ну что, проспался, разбойная душа? Проходи, садись, в ногах-то правды нет.
Заметив, что молодой казак слегка смущен таким приемом, он совсем уже по-дружески пригласил:
– Садись-садись, при нынешнем звании полковничьем тебе это дозволено.
– А Емельян что, разве помер, – встревожился Иван.
– Да нет, даже малость на поправку пошел, – пристально глядя на него, ответил Шуйский.
– Тогда нельзя мне быть полковником. Званья атаманского только смерть да круг казачий могут лишить. Пока Чуб жив, он наш предводитель, а я всего лишь первый есаул.
Петр Иванович улыбнулся, но при этом строго изрек:
– Я тебе уже однажды говорил, как угодно себя можешь величать, мне ваши выдумки разбойничьи неинтересны. Только нынче ты за казаков в ответе, а потому не артачься понапрасну, принимай начальство над полком и готовь его к походу.
– Уж не на Варшаву ли? – не удержался от дерзости Иван.
– Да нет, чуток поближе. Поведешь на Дон своих станичников. Это даже не мой, царев приказ.
Трудно было чем-то удивить прошедшего сквозь все огни и воды Княжича, но тут и он едва сдержался, чтоб не разинуть рот от изумления. А Шуйский, видя, что его слова достигли цели, продолжил дуть в медные трубы лести, сладостные звуки которых легко умеют обращать своенравных, отчаянных людей в покорных исполнителей чужой воли.
– Наш царь, отец всего народа православного, и о вас, сынах своих блудных заботится. Был вчера у меня князь Никита Одоевский, самый близкий государю человек, главный его телохранитель. Так вот он вначале справился, как, мол, там донские казачки, которых Новосильцев привел, не озоруют ли. А когда я о геройстве вашем ему поведал, князь и огласил царев указ. Повелевает государь всея Руси Иван Васильевич всех казаков, которые пролили кровь за веру и отечество, щедро наградить да без промедления назад на Дон отправить. Желает он, чтоб были вы ему опорой в вольном воинстве, чтоб призывали своих собратьев не разбойничать, а верой-правдою державе русской служить. За ним же дело не станет, будет вас и впредь хлебом, порохом да прочим воинским припасом жаловать.
Закончив свою напыщенную речь, Шуйский облегченно вздохнул и вновь по-свойски обратился к Княжичу:
– Вот так-то, Ваня, али я тебе не говорил, что служба царская занятие благодатное. Сегодня еще малость похмелитесь, а назавтра отправляйтесь в путь. Ляхи прошлой ночью ушли, здесь вам делать больше нечего.
Довольно быстро преодолев свое смущение, Ванька деловито спросил:
– Раненых у нас много, как с ними быть?
– Можешь здесь оставить, а коль не хочешь, возьми из нашего обоза телеги и до дому вези. Вот только с лекарем, уж извини, ничем помочь не могу, – развел руками Петр Иванович. – На все войско один он у меня.
– Раны я и сам залечивать умею, – как бы между прочим обмолвился Иван.
Теперь настал черед дивиться Шуйскому. Недоверчиво взглянув на есаула, он с легкою издевкой заявил:
– А я-то думал, ты лишь убивать горазд.
– Да нет, мне и от мамы по наследству кой-чего досталось. Она же у меня была знахаркой, на весь Дон своим уменьем славилась, – в тон ему ответил Княжич.
При упоминании Ивана о матери князь глянул на него с особым интересом, видать, хотел еще о чем-то справиться, но передумал и принялся давать последние наставления:
– Награду казакам получишь у Мурашкина, он у нас казною ведает, да скажи ему, чтоб не вздумал плутовать, проверю.
Узрев на Ванькином лице неудовольствие, он догадался, что не любит удалой казак возиться с деньгами, тем более чужими, а потому, махнув рукой, тут же отменил свое распоряжение.
– Не желаешь монеты пересчитывать? Ну и ладно, черт с тобой, пусть этим Митька Новосильцев займется. Надо ж и ему какое-то занятие найти, а то совсем средь вас сопьется.
Помня прописную истину, что от добра добра не ищут, Княжич встал, чтоб попрощаться да поскорей убраться восвояси, но Шуйский вдруг ни с того ни с сего начал посвящать его в свои намерения.
– Хочу я Новосильцева к царю отправить с вестями о наших воинских делах. Не желаешь князя сопровождать?
– Даже и не знаю, что ответить. У меня была задумка довести казаков до станиц да в Турцию податься, – растерянно пожал плечами Ванька.
– Неужели тебе царева жалованья мало, коль прямиком отсюда турок грабить навострился? Вроде ты на жмота не похож.
– Тут не в добыче дело, отец мой на туретчине пропал, разузнать хочу, что с ним стало, а вдруг он еще жив. Так что, князь, не гневайся, сразу дать ответа не могу, подумать надо, – пояснил есаул, направляясь к двери, однако Шуйский, как и в прошлый раз, остановил его.
