Но если по правде, какие еще варианты? Он слишком известная личность, чтобы устроиться на другую работу; на такую работу, которая стала бы равноценной заменой прошлой, на такую работу, которая привлекает его самого. И Сэл О’Нелли, держащий в руках ключи от сундука с сокровищами государственного финансирования, ненавязчиво преградит Феликсу путь к любой более-менее значимой руководящей должности: Тони не нужен соперник, который может создать конкуренцию театральному фестивалю в Мейкшавеге, а то и вовсе его переплюнуть. Тони с Сэлом явно объединили усилия, а это значит, что Феликсу не дадут поднять голову. Зачем доставлять им удовольствие и биться лбом в глухую стену?
Он вернулся в Мейкшавег и остановился у маленького кирпичного коттеджа, который снял на этот сезон. С тех пор как Феликс лишился семьи, он решил, что теперь у него не будет своего дома. Он будет жить в съемных – чужих – домах и квартирах. У него до сих пор сохранились некоторые предметы мебели: кровать, письменный стол, торшер, два старых деревянных стула, – которые они с Надей купили во время распродажи на блошином рынке. Личный хлам. Все, что осталось от настоящей, полноценной жизни.
И фотография его Миранды, конечно. Он всегда держал ее рядом, чтобы смотреть на нее, когда чувствовал, что начинает скатываться во тьму. Этот снимок он сделал сам, когда Миранде было почти три. Она впервые села на качели. Запрокинула голову, рассмеялась. Такой она и осталась на фото: взлетает в воздух, крепко держится ручками за веревки, утренний солнечный свет сияет в ее волосах. Фотография вставлена в рамку серебристого цвета. Серебряная оконная рама. По другую сторону этого магического окна Миранда еще жива.
Но теперь ей придется остаться запертой за стеклом, потому что его «Бури» не будет, и новая Миранда – та Миранда, которую он собирался создать или, может быть, воскресить – не воплотится в реальность.
Тони потерял совесть настолько, что даже не дал Феликсу проститься с актерами и техническим персоналом. Сказать им спасибо. Выразить сожаление, что «Буря» не состоится. Его вытолкали за дверь как преступника. Неужели Тони и его прихлебатели так боялись Феликса? Боялись всеобщего бунта, противодействия? Они и вправду считали, что у Феликса столько власти?
Он позвонил в транспортную компанию и спросил, когда они смогут прислать грузчиков. Сказал, что ему нужно упаковать вещи и сдать их на хранение как можно быстрее; он доплатит за срочность. Он выписал чек хозяину дома, оплатив весь срок аренды. Он сходил в банк, положил на счет деньги, полученные от Тони, – мизерное выходное пособие – и сообщил управляющему, что у него скоро сменится адрес. Новый он сообщит письмом.
Хорошо, у него были какие-то сбережения. Он мог позволить себе лечь на дно, скрывшись от мира. На какое-то время.
Теперь надо было найти владельцев старого жилища у дороги. Он вернулся туда и постучался в хозяйский дом на ближайшей ферме. Дверь открыла женщина; средних лет, невысокого роста, с тусклыми русыми волосами, собранными в хвост, – типичная внешность. Джинсы и свитер; за спиной женщины виднелся кусок прихожей и детская пластмассовая игрушка на полу, который был покрыт линолеумом. У Феликса сжалось сердце.
Женщина встала в дверях, скрестив руки на груди.
– Я видела вашу машину, – сказала она. – У хибары.
– Да, – сказал Феликс, выдав свою самую очаровательную улыбку. – Я тут подумал… Вы знаете, кто владелец этого домика?
– А вам зачем? – нахмурилась женщина. – Это не наше. Налог мы за него не платим. Просто старая хибара, гроша ломаного не стоит. Осталась от первопоселенцев или кого там, не знаю. Я давно говорю Берту, ее надо сжечь.
Ага, подумал Феликс. Тут можно договориться.
– Я был болен, – сказал он, и сказал почти правду. – Доктора прописали мне отдых в деревне. Говорят, свежий воздух пойдет мне на пользу.
– Воздух, – фыркнула женщина. – Воздуха здесь завались. И совершенно бесплатно, насколько я помню. Дышите себе на здоровье.
– Я бы хотел поселиться в том маленьком домике, – сказал Феликс с безобидной улыбкой. Он хотел произвести впечатление человека с легким приветом, но именно с легким. Малость тронутый, но не маньяк. – Я буду платить за аренду. Ежемесячно. Наличными, – добавил он.
Это были волшебные слова, открывающие все двери. Феликса пригласили войти, провели в кухню, усадили за стол и сразу же перешли к делу. Женщине очень хотелось денег, она этого и не скрывала. Берт – ее муж – так и не смог заработать нормальные деньги, выращивая люцерну, и подрабатывал доставкой газовых баллонов, а зимой еще чистил дороги. Дома он бывал редко, так что женщине приходилось справляться со всем самой. Она снова фыркнула и дернула головой: «со всем» включало в себя и чокнутых вроде Феликса.
Она сказала, что в домике периодически кто-то живет. Последние его обитатели, «парочка хиппи, он – художник, она – уж не знаю, как называют девиц, которые путаются с художниками», съехали в прошлом году. До них там жил ее нищий дядюшка; а до него – тетушка Берта, сумасшедшая старушенция, которую пришлось сдать в психушку. Кто жил там до тетушки, она не знает. Ее здесь еще не было. Кто-то из местных уверен, что в домике водятся привидения, но пусть Феликс не обращает внимания на глупые слухи, насмешливо проговорила она, это неправда, потому что народ здесь дремучий. (Она-то явно считала, что это правда.)
Они договорились, что Феликс может поселиться в хибаре и волен ее ремонтировать как угодно. Зимой Берт будет чистить подъездную дорожку, чтобы Феликсу не приходилось тонуть в снегу. Деньги надо отдавать Мод – так звали женщину – в конвертике. Ежемесячно, первого числа. А если кто-нибудь спросит, то он никаких денег не платит. Феликс – дядюшка Мод и живет здесь бесплатно. Они с Бертом обеспечат его дровами для печки: их сын-подросток будет привозить дрова на тракторе. Эта услуга уже включена в стоимость аренды. Если Феликс захочет, Мод может стирать его вещи. За отдельную плату.
Феликс поблагодарил ее и сказал, поживем – увидим. Со своей стороны он поставил условие, чтобы она никому не рассказывала о нем. Ему сейчас надо залечь на дно, сказал он. На то есть причины, но они не связаны с криминалом.
Она покосилась на него; она не поверила насчет криминала, но ей было плевать.
– Можете мне довериться, – сказала она.
Как ни странно, но он ей поверил.
Она проводила его до двери, и они пожали друг другу руки. У нее было крепкое, по-мужски сильное рукопожатие.
– Как вас зовут? – спросила она. – В смысле, как к вам обращаться, если вдруг что?
Феликс замешкался. Не ваше дело, вертелось на языке.
– Мистер Герц, – сказал он.
6. В темной пропасти времен
Очень скоро Феликс обнаружил, что исчезнуть из мира не составляет труда, и что мир, в общем и целом, легко отнесется к твоему исчезновению. Дыра, образовавшаяся на полотне Мейкшавегского фестиваля после ухода Феликса, была заполнена почти мгновенно – ее заполнил Тони. Представление продолжалось, как и полагалось. Куда подевался Феликс? Это была загадка, но никто не стремился ее разгадать. Без пересудов, конечно же, не обошлось. Может быть, у него нервный срыв? Или он спрыгнул с моста? Все помнят, как он убивался, когда умерла его девочка – так трагично, – а потом помешался на этой своей, прямо скажем, безумной «Буре», тут поневоле задумаешься. Но интерес быстро иссяк, потому что у каждого, кто его проявлял, были другие дела и заботы, и о Феликсе начали забывать. Волна слухов успокоилась. Надо было добиваться успеха, учить роли, оттачивать мастерство.
