Было уже двадцать минут двенадцатого, но Мухаммеду бесполезно объяснять, что надо поторопиться. Он не спеша принялся готовить чай, не спрашивая, хочу ли я обойтись без церемоний и сразу приступить к делу. Подумаешь – я опаздываю!
Мухаммед величественно передвигался по комнате – принес две крошечные чашечки, положил в огонь два деревянных бруска. Принес сахар. Еще воды. Еще немного чаю. Еще веточку в огонь. Ложку. Будь он проклят! Он уже просто издевался надо мной.
Не прошло и двух часов, как он с самодовольной искоркой в глазах протянул мне крошечную чашечку чая, пить который было совершенно невозможно – слишком горячий, – и уселся напротив.
– Итак.
– Итак.
– Ты чем-то встревожена. – У Мухаммеда был высокий, тонкий голос, но низкий, гортанный смех.
– Нет.
– Да, – возразил Мухаммед.
Я сделала над собой усилие и многозначительно промолчала.
– Итак, – наконец произнес Мухаммед. (Ха! Один – ноль.) – В чем причина твоей тревоги? Это из-за нового доктора?
Как с ним тяжело!
– Нет, это не из-за нового доктора. Ради бога, Мухаммед.
Он засмеялся своим гортанным смехом, но вдруг сделал серьезное лицо.
– Значит, тебя тревожат Зубы Ветра, – трагическим тоном произнес он.
– Пожалуйста, Мухаммед. Называй их саранчой.
– В твоей душе нет поэзии. Это печально, – сказал он.
– Давай, Сильвия Плат, выкладывай, что ты слышал?
– Говорят, что в пяти милях отсюда кишмя кишит. Солнца не видно, земля погрузилась во тьму.
– Это правда? Что они говорят?
– Ничего хорошего, – ответил Мухаммед, на этот раз серьезно. – В горах люди голодают. Дождей не было многие годы. Люди пытаются выжить, дожидаясь урожая.
– Но в этом году будет хороший урожай.
– Да. Впервые за многие годы. Если только саранча не придет. Тогда будет сильный голод, и люди бросятся сюда.
– Как узнать, что будет нашествие саранчи? Ее много?
– Никто не видел, чтобы они перемещались по воздуху. Но видели, как они размножаются... в трех местах... Сначала они как кузнечики, но потом начинают идти полчищами – как огромный движущийся ковер.
Я посмотрела на него, пытаясь сохранять выдержку.
– Да, Мухаммед, я знаю.
– Если бы у нас были пестициды, можно было бы опрыскать и уничтожить их, но у нас ничего нет. Даже если бы у нас были химикаты, невозможно опрыскивать урожай с воздуха – там повсюду военные истребители Абути. Скоро подуют ветры с востока и запада и перенесут рои саранчи в Кеф-ти и Намбулу.
– Ты веришь всем этим слухам?
Он пожал плечами и поднял руки к небу. Потом опустил глаза и произнес:
– Это не исключено.
“Это не исключено”. Я снова почувствовала приступ паники. Обычно Мухаммед сам просил меня не обращать внимания на слухи.
– Как точно узнать, что происходит? – спросила я.
– Мы должны ждать, размышлять и обдумывать. Мне хотелось остаться и все обговорить, но часы показывали одиннадцать сорок.
– Малькольм и новый доктор приедут с минуты на минуту. – Я поднялась.
– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Мухаммед.
Естественно, он хотел мне кое-что показать, я ведь опаздываю. Он провел меня через черный ход. На заднем дворике, в грязи, росли три корявых кустика помидоров, покрытых крошечными плодами, вроде тех, которые в английских супермаркетах почему-то стоят особенно дорого. Мухаммед знал, что делать этого нельзя. Беженцам запрещено выращивать овощи. Тогда это был бы уже не лагерь, а постоянное поселение.
Мухаммед сорвал один из шести помидоров и протянул мне.
– Спасибо, – я была тронута. – Сделаю фаршированный помидор.
Он положил руку мне на плечо и посмотрел в глаза. Трудно понять, что выражал его взгляд – теплоту, поддержку или жалость. Я вздрогнула и засуетилась.
– Мне надо идти, – сказала я.
Вернулась к джипу. Он был закрыт, а ключи у Генри. Было уже двенадцать часов, и все отправились в лагерь, как я и просила. Я барабанила пальцами по капоту и ждала, надеясь, что Генри не уехал со всеми, забыв про ключ. Я не сказала Мухаммеду, что продовольствие у нас на исходе. Мы ожидали поставку две недели назад, но получили по радио сообщение от ООН, что продуктов не будет еще несколько недель, так как корабль с гуманитарной помощью не прибыл в порт Намбулы. Мы и без того собирались уже урезать ежедневный рацион. Теперь нам не хватало только саранчи, покрывающей Кефти движущимся ковром, полчищ насекомых с гигантскими клыками, которые пожирают все на своем пути.
Я смотрела, как дети смеясь бегают вокруг джипа, и вспоминала эпидемию, когда мы организовывали спасательные центры. В одной палатке были дети, которые сами могли есть, в другой те, что могли выжить; а в третьей те, кому предстояло умереть от голода. Внезапно к горлу подкатил комок. Мне многое пришлось вынести, но когда я вспоминала то время, меня пробирала дрожь.
Глава 4
Я мечтала случайно наткнуться на него в супермаркете. Мы бы вместе катили тележки и смеялись над другими покупателями, носились бы по супермаркету и для смеха выбирали бы дурацкую еду, которую никто никогда не покупает, – бланманже, консервированный мясной пирог, сушеное карри из курицы. Поразительно: я могла часами думать об этом, разрабатывать все в мельчайших деталях.
Накануне нашей встречи с Оливером, которая должна была произойти в реальной жизни, я окончательно сдвинулась. Будто у меня в голове свила гнездо кукушка с кукушатами. Я пыталась выкинуть его из головы и решила почитать книгу, но, после того как прочитала одно и то же предложение четыре раза, поняла, что это бесполезно. Я смотрела новости и не понимала ни одного слова, потому что думала о нем. Я могла сосредоточиться только на африканском проекте – это было хоть как-то связано с Оливером и отвлекало от мыслей о сексе. В субботу утром, перед совещанием, я убедила себя, что мне просто необходимо пойти в супермаркет, причем не в тот, что рядом с моим домом, а за несколько миль, на Кингс-роуд (рядом с его домом), поскольку в супермаркете рядом с моим домой недостаточно большой выбор приготовленной вручную лапши.
Эта было жалкое зрелище. Я несколько раз одевалась и переодевалась, готовясь к своей маленькой вылазке. Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я специально наряжалась, хотелось выглядеть стильно, но буднично, как будто я так выгляжу каждое субботнее утро, и еще хотелось казаться худой. Я сделала полный макияж, потом решила, что при дневном свете крем-пудра будет слишком бросаться в глаза, смыла крем-пудру и оставила подводку, тушь, помаду и румяна. Потом смыла все и начала заново, на этот раз без подводки и помады. Я надела новое белое белье, потом передумала и надела черное. Долго думала, не покажется ли странным, если я надену под джинсы чулки с поясом? Но так и не смогла найти вразумительного ответа на этот вопрос.
