Юэль, Браун и полицейские ждали вместе с Петером, когда пассажиры поднимутся на борт. Сотрудники аэропорта вытащили из-под шасси башмаки, закинули их в самолет, и дверца закрылась. Когда машина уже выруливала на взлетную полосу, Петера осенило.
— Остановите самолет, — сказал он Варде.
Варде чуть не расплакался.
— Господин генерал, мои пассажиры… — начал он, взглянув на Брауна.
— Остановите самолет! — повторил Петер.
Варде продолжал с мольбой смотреть на Брауна. Браун на несколько секунд задумался и наконец кивнул:
— Делайте, как он сказал.
Варде схватился за телефон.
Самолет развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся. Дверца открылась, башмаки выкинули на землю.
Петер повел своих подручных на летное поле. Двое мужчин в комбинезонах устанавливали башмаки под колеса шасси.
— Дайте мне вон тот башмак, — велел Петер.
Мужчина испуганно взглянул на него, но послушался. Башмак представлял собой деревянную пирамидку сантиметров тридцать высотой. Он был грязным и тяжелым.
— И второй, — сказал Петер.
Механик поднял второй башмак и протянул Петеру. Выглядел он так же, но был легче. Петер заметил, что одну из его сторон можно сдвинуть, что он и сделал. Внутри лежал завернутый в клеенку пакет.
Механик бросился бежать.
— Остановите его! — крикнул Петер.
Тильде поставила механику подножку. Тот споткнулся и упал. Один из полицейских набросился на него сзади, заставил подняться и скрутил ему руки за спиной.
— Арестуйте второго механика. Он наверняка был в курсе, — сказал Петер и развернул клеенку.
Внутри лежали два экземпляра «Реальности». Он протянул их Юэлю и с надеждой взглянул на начальника.
— Отличная работа, Флемминг, — нехотя бросил Юэль.
— Я просто выполнил свой долг, — улыбнулся Петер. — Надо отвезти обоих механиков в управление и допросить.
В пакете была еще стопка листков с напечатанными на них колонками по пять букв. По-видимому, шифровка. Петер передал бумаги Брауну:
— Полагаю, мы вышли на шпионскую сеть, генерал.
3
В субботу старомодная коляска, запряженная парой лошадей, поджидала Харальда Олафсена и Тика Даквитца на железнодорожной станции неподалеку от Кирстенслота, родной деревни Тика.
Харальд толком не понимал, почему Тик пригласил его на выходные в гости. Может, из-за антинацистского выступления Харальда. А может, родители Тика хотели познакомиться с сыном пастора, так озабоченным судьбой евреев.
Они проехали через деревушку и свернули с главной дороги. В конце длинной аллеи Харальд увидел почти сказочный замок с зубчатыми стенами и башнями.
Харальд не на шутку испугался. Он знал, что семейство Даквитц богато — отец Тика был банкиром, — но к такому готов не был.
Коляска остановилась у парадного входа, портал которого напоминал вход в собор. Харальд вошел, неся в руке чемоданчик. В выложенном мраморными плитами холле стояли старинная мебель и статуи, на стенах висели картины.
Тик провел его по широченной лестнице наверх.
— Это моя спальня, — сказал он, открыв дверь в одну из комнат.
Здесь картин не было, а были пестрые мелочи — как у любого восемнадцатилетнего парнишки: футбольный мяч, фотография Марлен Дитрих, кларнет, рекламный плакат спортивного автомобиля «ланча-априлия».
Харальд взял со стола снимок в рамке. Десятилетний Тик и девочка примерно того же возраста.
— Это что, твоя подружка?
— Это Карен, моя сестра. Мы близнецы.
— Да? — На снимке она казалась выше Тика. — Она красавица. Где учится?
— В училище при Датском королевском театре балета. — Тик открыл дверь во вторую спальню, поменьше. — Ты будешь спать здесь, если не возражаешь.
— Здорово!
— Пойдем поздороваемся с мамой.
Харальд пошел за Тиком по коридору второго этажа. Тик постучал в дверь.
— Мама, ты принимаешь посетителей мужского пола?
— Входи, Йозеф, — раздался голос.
Харальд вошел вслед за Тиком в будуар госпожи Даквитц. Мать Тика оказалась невысокой женщиной с такими же карими, как у Тика, глазами. Ей было лет сорок, но в ее черных волосах уже пробивалась седина.
Тик представил Харальда, тот с легким поклоном пожал ей руку. Госпожа Даквитц усадила их и принялась расспрашивать о школе. Держалась она очень мило, и разговаривать с ней было легко и приятно.
— А теперь идите приготовьтесь к ужину, — сказала она через некоторое время.
Мальчики вернулись в комнату Тика.
— Надеюсь, вы не надеваете к ужину чего-нибудь особенного? — встревоженно спросил Харальд.
— Школьный пиджак и галстук вполне подойдут.
Ничего другого у Харальда с собой и не было.
— А ты что наденешь? — спросил он Тика.
— Черный пиджак с серыми брюками. Может, хочешь сначала помыться?
— С удовольствием.
Он вымыл голову, а Тик в это время побрился. Когда Харальд вышел в комнату Тика причесаться у зеркала, туда вошла девушка.
— Привет! Ты, наверное, Харальд?
Это была девушка с фотографии. Зеленоглазая, с матово-белой кожей и медно-рыжими волосами в мелкий завиток. На ней было длинное темно-зеленое платье.
— Ну, так что? Ты Харальд?
— Да, — выговорил он через силу. Харальда до крайности смущали его босые ноги. — А ты — сестра Тика?
— Тика?
— Мы в школе так называем Йозефа.
— Меня зовут Карен, и прозвища у меня нет.
Из ванной вышел, завернувшись в полотенце, Тик.
— Ты, по-моему, вторгаешься в наше личное пространство, — сказал он сестре.
— Ну и что? Я хочу выпить коктейль, а их не подают, пока в гостиной нет хотя бы одного мужчины, — ответила она дерзко. — Ну, кареглазый карлик, как поживаешь?
— Хорошо. И буду еще лучше, когда сдам экзамены.
— А что ты будешь делать, если их провалишь?
— Пойду работать в банк. Отец, скорее всего, заставит меня пройти все с самого низа, и в начале я буду наполнять младшим клеркам чернильницы.
— Он не провалит экзаменов, — сказал Харальд Карен.
— Ты, наверное, такой же умный, как Йозеф?
— Ты что, гораздо умнее, — ответил за Харальда Тик.
— А в балетном училище интересно?
— Это нечто среднее между тюрьмой и казармой.
