Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Настоящая маленькая дьяволица, а?
– Нет, – тут же возразила я, а потом по наитию добавила: – Между прочим, я назвала ее Ангелой.
Он хмыкнул.
– Ну, нам нужны броские цвета, – объяснил он мне. – Народ больше всего любит пятнистых лошадок.
Время шло, и Ангела – как мы теперь ее называли – изобретала все новые трюки. Ее любимый – открывать ворота, чтобы добраться до пищи по другую их сторону.
– Настоящая Гудини, – восхищался Билл.
– Настоящая головная боль, – не соглашался Скотт, которому всегда приходилось ее ловить.
– Нужно уделять ей больше внимания, – говорила я ему. – Ты все время обихаживаешь и тренируешь других однолеток. Никогда не дотрагиваешься до Ангелы, только орешь на нее.
– Разве у меня есть время работать с этим кувшинным рылом? К тому же папа сказал, что мы везем ее на аукцион.
– Что? Продать ее?
Я приперла Билла к стенке.
– Пожалуйста, дай ей шанс. Пусть растет на ранчо, – умоляла я. – Тогда Скотт сможет объездить ее, когда ей будет два года. С ее милым нравом она к тому времени будет кое-что стоить.
– Ну, думаю, лишняя лошадь нам пока не помешает, – проговорил он. – Отведем ее на восточное пастбище. Там не так уж много корма, но…
На некоторое время Ангела была избавлена от опасности…
Спустя две недели она стояла у нашей входной двери, жевала сухой корм из миски сторожевого пса. Она сбросила цепь с ворот пастбища и выпустила себя на волю – заодно еще с десятью лошадьми. К тому времени как Скотт и Билл загнали их, я видела, что терпение Билла иссякает.
С течением времени репертуар ее трюков только рос. Когда Билл или Скотт приезжали в поля на машине, она объедала резину с дворников. Если они оставляли открытым окно, она тащила с переднего сиденья что ни попадя – коврик, перчатку или блокнот, – а потом мчалась прочь как угорелая.
Как ни удивительно, Билл начал прощать Ангеле ее розыгрыши. Когда приезжал закупщик аппалуз, она прибегала галопом, резко тормозила футах этак в тридцати и разворачивалась, чтобы ей почесали круп.
– У нас тут свой собственный цирк имеется, – говорил Билл покупателям. К этому времени легкая улыбка проскальзывала даже под густыми усами Скотта.
Времена года одно за другим катились мимо. Палящее солнце сменилось дождями – и они принесли с собой миллионы мух. Однажды, когда Ангеле было два с половиной года, я увидела, как Скотт ведет ее к амбару.
– У нее нет никакой защиты с этим дурацким хвостом, – пояснил он мне. – Сделаю-ка я ей новый.
Тогда-то я и поняла, что чувства Скотта к этой лошадке начали меняться.
На следующее утро я не могла сдержать улыбки, видя, как Скотт нарезал и переплел два десятка прядей ярко-желтой упаковочной веревки в длинную веревочную швабру и закрепил ее липкой лентой вокруг перевязанного бинтом хвоста Ангелы.
– Вот так, – приговаривал он. – Теперь она почти похожа на настоящую лошадь.
Скотт решил «обломать» Ангелу под седло. Мы с Биллом сидели на изгороди корраля, когда он надевал на нее сбрую. Ангела горбила спину.
– Ну, сейчас у нас тут будет родео! – шепнула я мужу. Но когда Скотт затянул подпругу вокруг округлого живота Ангелы, она не стала брыкаться, как сделали бы многие другие молодые лошади. Она просто ждала.
Когда Скотт сел на нее верхом и мягко сжал бока коленями, покладистая натура аппалузы дала себя знать. Он послал ее вперед, и она отреагировала так, будто ее выезжали не один год. Я протянула руку и почесала ее выпуклый лоб.
– Когда-нибудь из нее получится потрясающая лошадка для езды по бездорожью, – сказала я.
– С таким-то темпераментом, – отозвался Скотт, – на ней можно играть в поло. Или она станет великолепной лошадью для детей.
Даже Скотт мечтал о лучшем будущем для нашей неприглядной бурой аппалузы с необыкновенного цвета хвостом.
Во время выжеребки Ангела тоненько ржала над новорожденными так, словно каждый из них был ее собственным.
– Нам нужно пустить ее в разведение, – сказала я Биллу. – Ей уже четыре. Представь только, какая хорошая мать из нее получится – с ее-то способностью любить.
Билл решил, что это хорошая мысль. Как и Скотт.
– Люди часто покупают жеребившихся кобыл, – сказал он. – Может быть, мы найдем для нее дом.
Внезапно я заметила на лице Скотта выражение, которого никогда раньше не видела. Неужто он и впрямь ее полюбил? – изумилась я.
В зимние месяцы своей беременности Ангела, казалось, и думать забыла убегать из корраля. Потом, в начале апреля, когда близился срок родов, пришли мощные ливни, и наши поля пробудились к жизни. Мы опасались, что Ангела снова начнет просачиваться сквозь ворота в поисках более зеленых пастбищ.
Однажды утром я только начинала завтракать, когда в кухонную дверь вошел Скотт. Его ореховые глаза угрюмо темнели под широкополым ковбойским стетсоном.
– Это Ангела… – тихо проговорил он. – Лучше бы тебе подъехать туда. Она вчера ночью выбралась из корраля.
Пытаясь не дать воли страхам, я пошла вслед за Скоттом к его пикапу.
– Она где-то родила жеребенка, – продолжал он, – но мы с папой не смогли его найти. Она… умирает, – я услышала, как его голос прерывается. – Кажется, она пыталась добраться до дома.
Когда мы подъехали к Ангеле, Билл сидел на корточках рядом с ней.
– Мы ничего не можем сделать, – сказал он, указывая на голубые дикие цветы в роскошных зеленых полях, до которых голодная лошадь могла легко дотянуться сквозь колючую проволоку. – Волчья травка. Некоторые лошади ее обожают, но она может стать убийцей.
Я уложила большую голову Ангелы на колени и стала гладить между ушами. На глазах Скотта вскипели слезы.
– Лучшая кобыла, какая только у нас была, – пробормотал он.
– Ангела! – молила я. – Пожалуйста, не уходи!
Глуша свою скорбь, я проводила ладонью по ее шее и вслушивалась в затрудненное дыхание. Она содрогнулась – один раз, – и я заглянула в глаза, которые больше ничего не видели. Ангела ушла.
В темной туче оцепенения я вдруг услышала, как Скотт, отошедший всего на пару ярдов, зовет нас:
– Мама! Папа! Идите-ка посмотрите на этого жеребеночка!
В гуще сладко пахнущих трав лежал крохотный жеребчик. Одно-единственное пятно освещало его мордочку, а по спине и бедрам рассыпались звездочки. Чистая, лучистая аппалуза, наша многоцветная лошадка.
– Сверхновый, – прошептала я.
Но почему-то все эти краски больше ничего не значили. Как не раз показывала нам его мать, важно не то, что снаружи, а то, что сокрыто в самой глубине сердца.
Пенни ПортерДомой
Со временем ты придешь к пониманию, что любовь исцеляет все, и любовь – это все, что есть.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
