На ночлег встали на берегу небольшой речушки, и по тому, как уверенно Кержан провел в темноте повозки по петляющей между кустов почти незаметной тропе, было ясно — зелье ночного глаза он не экономит. Да и это укромное местечко было ему, по-видимому, хорошо знакомо. Здесь, несомненно, безопасно, иначе вожак никогда бы тут не остановился.
Но, несмотря на все эти доводы, прятать далеко приготовленные на крайний случай флаконы Инквар все же не стал. Не прекращая исподтишка наблюдать за сиротой, искусник с каждым часом все яснее осознавал, какую огромную головную боль и ничуть не меньшие неприятности приобрел могучий обозник вместе с рыжиком.
Разжигать костры вожак не разрешил, велел перекусить остатками снеди, полученной у селян правобережья, и путешественники снова смолчали. Хотя некоторые и посматривали на нового спутника очень хмуро, однако Кержан не обращал на эти взгляды никакого внимания. Не проявлял особого интереса к путешественникам и рыжий, считавшийся со времени заключения сделки личным имуществом обозника. Сжавшись в комок, молча сидел в уголке повозки и изредка стрелял по сторонам недоверчивыми, злыми взглядами.
Сам вожак относился к нему с показным равнодушием, и эта тактика исподволь начинала тревожить искусника. Кержану стоило бы поговорить со своей покупкой начистоту или доверить это Гарвелю, тому самому обладателю шикарного баритона и редкого оружия. И сделать это нужно было как можно скорее, Инквару на собственном примере было известно, на какие безумные поступки способны доведенные до отчаяния люди.
Жаль только, сам он в этом обличье ничего советовать не мог. Кто же станет слушать старого ротозея, проворонившего собственный кошель?
Но все же решил принять некоторые меры, и не столько ради Кержана или его неожиданной головной боли, сколько ради самого себя. Ведь если с девчонкой, так хитроумно переодетой в парнишку, что ее не разоблачил ни один из приметливых селян, случится какая-нибудь неприятность, можно будет забыть о своевременном прибытии в Азгор и о выигрыше во времени, полученном с таким трудом.
Инквар помянул недобрым словом проклятых ночников, так некстати подгадавших свой налет, и откусил порядком помятый холодный пирог, невольно припомнив свиные ребрышки с острым соусом, которые так часто подавал к ужину повар Хангильды. Это только на приемах и танцевальных вечерах его сожительница корчила из себя томную неженку и могла с самым несчастным видом весь вечер ковырять одно пирожное. Зато дома, едва сорвав с себя украшения и платье, почти бегом мчалась к столу и уничтожала дожидавшийся ее ужин с таким аппетитом, какому мог бы позавидовать любой из баронских наемников.
Неведомым путем мысли искусника вновь вернулись с жареного мяса к сидевшей на повозке девчонке, и он едва не подавился, внезапно отчетливо осознав простую истину, которая до сих пор почему-то ускользала от его внимания. А ведь девчонка-то никак не смогла бы сама замаскироваться так ловко! Да и кузнец тоже вряд ли приложил к этому руку, поскольку племянники прибыли к нему уже в таком виде. Значит, над ее обликом поработал кто-то из тайных мастеров, и осознание этого совершенно меняло дело.
Все мастера, верные тайным законам братства свободных искусников, считали долгом чести помочь собратьям по ремеслу, если подворачивалась такая возможность. И теперь Инквар просто не имел права оставаться в стороне от рыжей напасти, которая, судя по всему, была очень дорога кому-то из его коллег. Значит, первым делом необходимо дать рыжей понять, что он знает ее секрет и обязательно поможет ей вырваться из так внезапно свалившегося на нее рабства. А потом доставит сироту в надежное место, откуда она сможет сама добраться до матери. Или послать той весточку.
Инквар кряхтя поднялся с пригорка, на котором сидел, отряхнул со штанов крошки и побрел в кусты, радуясь своей предусмотрительности. Если бы он спрятал свои флаконы в тайные карманы жилета, пришлось бы уходить подальше и потом изображать заблудившегося. Нищему старику никак нельзя показывать спутникам своей способности ориентироваться в темноте не хуже большинства из них.
На обратном пути искусник словно случайно набрел на повозку вожака, зашлепал ладонями по всем вещам, какие попались под руки, старательно тараща глаза и состроив испуганную гримасу в ответ на тихое ворчанье пса. Резко метнулся в сторону, едва не запнулся о чьи-то ноги и оказался в крепких руках Кержана. Тот без лишних слов подтолкнул старика к его месту и пошел дальше, не слушая благодарного бормотания.
Инквар устроился в своем уголке телеги, поплотнее замотался в одеяло, подоткнул полог и еле заметно лукаво усмехнулся. Он был уверен в чистоте проделанного фокуса. Никто из спутников и не подумает искать крохотную еловую иголку, одним виртуозным движением пальца приклеенную под воротник затрапезного кафтанчика рыжей комедьянтки. Ну а зелье на иголку нанесено простое, расхожее, его часто берут купцы и торгаши разных мастей. Достаточно немного капнуть на любой предмет, а потом на амулет поиска, и ни одна ценная вещица не уйдет из лавки в карманах забывчивых посетителей.
Угомонился обоз почти мгновенно: сказалась бессонная прошлая ночь и напряженный, трудный день. Не стал исключением и Инквар, хотя привык спать очень чутко, беспечность — непозволительная роскошь для его профессии.
А на рассвете искусника разбудило встревоженное гудение мужских голосов, похожее на зуд пчелиного роя. И даже еще не открыв глаза, Инквар уже твердо знал: произошло нечто из ряда вон выходящее. Никакая обыденная неприятность не заставила бы вожака обоза скрипеть зубами и взрыкивать, подобно загнанному барсу.
— Доброе утро, — осторожно приветствовал спутников Инквар и неторопливо поплелся мимо них к речке, попутно рассматривая все, что попадалось на глаза, намереваясь составить собственное мнение о важности происходящего. И первым делом для его собственных планов, в которые судьба и так добавила забот о незнакомой ему доселе рыжей девчонке. Впрочем, рыжая ли она на самом деле, тоже пока неизвестно.
У крохотного костерка, умело разожженного под огромным выворотнем, сидел на корточках Кержан и грыз сухарь, пытаясь этим хрустом скрыть свою ярость. Его обычно угрюмо-непроницаемое лицо потемнело от гнева, но во встревоженном взгляде чуть прищуренных черных глаз изредка мелькали растерянность и едва заметная обида. Но больше всего поразило Инквара поведение его собак: они лежали под кустом, положив головы на лапы, и поглядывали на вожака виновато, как щенки, пойманные в момент уничтожения хозяйского сапога.
— И тебе, — пристально оглядев старика, благодушно отозвался Гарвель и с наигранным легкомыслием поинтересовался: — Хорошо спал?
— Да, как младенец, — довольно улыбнулся искусник. — За две ночки наверстал. Пойду умоюсь… небось скоро двинемся?
— И ничего не слыхал? — поднял на него темный взгляд Кержан.
— Ни одного звука, сморило как отрезало, — все медленнее говорил Инквар, начиная понимать, что так замечательно спал он вовсе не один. — Ох ты, боже ж мой! Так случилось чего?
— Парнишка сбежал, — спросив взглядом разрешения вожака, посвятил его в суть проблемы Гарвель. — Вчерашний, рыжий.
