К концу срока полномочий либеральной администрации Картера Чейни сделал вывод о том, что власть президента была «серьезно ослаблена»[41]. В годы президентства Рейгана Чейни был членом палаты представителей конгресса от штата Вайоминг. В этом качестве он был горячим сторонником радикальных усилий, предпринимавшихся Рейганом для восстановления полномочий Белого дома. Как заявил в своей книге «Переворот: возвращение имперского президентства и ниспровержение американской демократии» лауреат премии Пулитцера Чарли Сэвидж, Министерство юстиции при Рейгане стремилось положить конец «возрождению власти конгресса», начавшемуся в 1970-е гг. Он обратил внимание на доклад, призывавший Белый дом не обращать внимания на законы «неконституционно ограничивающие деятельность исполнительной власти». Вместо этого Белый дом Рейгана мог использовать официальные письменные заявления президента для того, чтобы давать свое толкование законов, а также пользоваться его указами для того, чтобы обойти надзор со стороны конгресса[42]. В начале 1980-х гг. администрация Рейгана глубоко увязла в подпитке правых повстанцев, воевавших с левым правительством сандинистов в центральноамериканской стране Никарагуа. Центральным элементом этой программы была тайная поддержка США «эскадронов смерти» правых сил. Рейган также отдал приказ о минировании гаваней вокруг Никарагуа, что привело к обвинениям Америки со стороны Международного суда в незаконном использовании силы[43].
Когда в 1984 г. с принятием «поправки Боланда» конгресс наконец предпринял шаги по полному запрету оказания контрас какой-либо помощи со стороны США, некоторые сотрудники рейгановского Белого дома, возглавлявшиеся работавшим в Совете национальной безопасности полковником Оливером Нортом, начали реализацию секретного плана, имевшего целью оказание финансовой помощи правым повстанцам, что являлось прямым нарушением действующего законодательства США[44]. Средства были выручены от нелегальной продажи оружия правительству Ирана. Эти поставки также осуществлялись в нарушение международного эмбарго. Позднее обвинения в участии в этих незаконных операциях были предъявлены четырнадцати членам администрации Рейгана, включая и министра обороны[45]. Когда разразился скандал «Иран-контрас», и конгресс начал агрессивно выяснять его причины, Чейни выступил в роли основного защитника Белого дома на Капитолийском холме, сообщив свое особое мнение, защищавшее тайную программу США, которую сочло незаконной большинство его коллег по конгрессу. Подготовленный Чейни «доклад меньшинства», защищавший Белый дом, осудил расследование конгрессом дела «Иран-контрас», назвав действия законодателей «истерикой»[46]. В докладе утверждалось, что исторический опыт «оставляет крайне мало сомнений в том, что именно от президента ожидается исполнение ведущей роли в проведении внешней политики Соединенных Штатов». В заключение доклад говорил: «Действия конгресса по ограничению свободы действий президента в этой области должны рассматриваться со значительной долей скептицизма. Если они создают помехи основополагающим функциям президента по проведению внешней политики, их следует отменить».
Президент Джордж Буш-старший помиловал союзников Чейни, осужденных в связи с делом «Иран-контрас», а сам Чейни продолжил работать с ним в качестве министра обороны во время войны в Персидском заливе 1991 г. Все это время он продолжал развивать свою идею построения в высшей степени могущественной исполнительной ветви власти. Занимая пост министра обороны, Чейни начал сеять семена еще одной программы, которая должна была способствовать консолидации ведущего положения исполнительной власти. Он заказал у нефтяного гиганта Halliburton исследование, содержавшее план возможно большей приватизации военно-бюрократического аппарата[47]. Чейни достаточно рано осознал, что использование частных компаний для ведения войн в интересах США, создаст новое препятствие контролю за этой деятельностью и позволит обеспечить большую секретность как при планировании, так и при ведении подобных войн, как объявленных, так и необъявленных. Затем Чейни возглавил Halliburton и занимал этот пост большую часть 1990-х гг., возглавляя работу по созданию теневой корпоративной армии, которая в конечном итоге станет стержнем его тайных и явных войн, когда в 2001 г. он вернется в Белый дом. В годы правления Клинтона Чейни также провел определенное время в неоконсервативном Американском институте предпринимательства, разрабатывая политические и военные вопросы, которые могли быть поставлены на повестку дня в случае прихода к власти его партии[48]. После инаугурации президента Джорджа Буша-младшего Чейни стал самым влиятельным вице-президентом за всю историю этой должности. И он не терял времени для того, чтобы еще больше расширить эту власть.
10 сентября 2001 г., за сутки до того, как самолет компании American Airlines, выполнявший рейс № 77 врезался в западную стену Пентагона, Дональд Рамсфелд произнес в этом здании одну из своих первых программных речей в качестве министра обороны. Внутри Пентагона висели два портрета Рамсфелда — один изображал самого молодого министра обороны в истории США, другой — самого старого[49].11 сентября еще не наступило, однако Рамсфелд поднялся в этот день на трибуну, чтобы выступить с объявлением войны.
«Сегодня я буду говорить о противнике, представляющем угрозу, очень серьезную угрозу безопасности Соединенных Штатов Америки, — ревел Рамсфелд. — Этот противник является одним из последних бастионов централизованного планирования. Он правит, навязывая свои пятилетние планы. Из единой столицы его требования простираются через часовые пояса, континенты, океаны и за их пределы. Со звериным постоянством он душит свободную мысль и давит новые идеи. Он уничтожает систему обороны Соединенных Штатов и подвергает риску жизни мужчин и женщин, носящих военную форму»[50]. Так говорил ветеран холодной войны Рамсфелд, обращаясь к своим новым сотрудникам. «Возможно, вам кажется, что под этим противником я подразумеваю бывший Советский Союз, но этот враг уже умер. Сегодняшний враг хитрее и неумолимее. Вы можете подумать, что я говорю об одном из последних дряхлых диктаторов, доживающих свой век в этом мире. Но их дни тоже уже почти сочтены, а их силы и величина несопоставимы с тем врагом, о котором я говорю. Этот враг находится ближе к нашему дому. Это — бюрократия Пентагона». «Ставки, — заявил он, — очень высоки. В конечном счете — это вопрос жизни и смерти для каждого американца». Рамсфелд рассказал своей аудитории, состоявшей из бывших руководителей военной промышленности, ставших чиновниками Пентагона, о своих планах по осовремениванию американских способов ведения войны. «Кто-то может спросить, как может министр обороны нападать на Пентагон перед лицом его сотрудников? — спросил Рамсфелд присутствующих. — Этим людям я отвечу, что не имею ни малейшего желания ударить по Пентагону. Я хочу освободить его. Нам надо спасти его от себя самого». Позднее Рамсфелд и его команда назовут это «революцией в военном деле»[51].
