— Боюсь, придется потерпеть, — заявила Франсис. — Госпожа Барбикан еще спит, а мы не можем поесть в ее отсутствие. Ты знаешь, где капитан?
— Думаю, он отправился в замок Ларчвуда, — ответил Джонатан, обхватывая руками колени. — О, Франсис, разве это не восхитительно? Он настоящий пират! О, как бы мне хотелось отправиться вместе с ним в Вест-Индию!
— Случайный незнакомец, пират! Ты доверяешь ему?
— Но, Франсис, он поклялся защищать нас, поклялся на Библии.
— Что для такого, как он, какая-то клятва? Уверена, он уже не раз нарушал клятвы.
Никем не замеченная, в комнату вошла Бесс и как раз успела услышать последнее высказывание.
— Успокойтесь, леди, — тихо заговорила она. — То, что он обещает, он делает, рядом с ним вам ничего не грозит.
Франсис обернулась в явном смущении.
— Прошу прощения, — пробормотала она. — Я не знала… то есть я не хотела унизить вашего мужа.
— Моего мужа! — Бесс взглянула на нее в изумлении и, запрокинув голову, громко расхохоталась. — О, святые, да хранят они вашу невинность, миледи! Неужто вы считаете, что мы женаты?
Бледные щеки Франсис вспыхнули алым румянцем. Она отвернулась и подошла к окну. Воцарилась недолгая, но гнетущая тишина.
— Да бросьте, миледи, — наконец сказала Бесс. — Не надо. Если я обидела вас, простите, но я не желаю вам зла, а исходя из того, что Криспин рассказал мне, вам сейчас очень нужны друзья.
— Да, — согласилась Франсис, оборачиваясь. — Сейчас я не в том положении, чтобы выбирать себе компанию, а вы были добры. Прошу прощения.
Напряженная атмосфера, порожденная этим происшествием, сохранялась и весь следующий день. Франсис, казалось, не могла сидеть спокойно, и Бесс, поняв, что в работе та находит облегчение, не возражала против уборки комнат. К вечеру второго дня обе комнаты были настолько чисты, что удовлетворили даже требовательность Франсис. Бесс куда-то ушла, и в ее отсутствие вернулся капитан.
Войдя в комнату, он в изумлении остановился и огляделся по сторонам. Огонь весело играл в очаге, а его свет и свет свечей придавали комнате домашний уют.
— Ну, миледи, — откровенно признался он. — Вы сотворили чудо. Но такая работа не для вас.
— Я не привыкла к безделью, сэр, — холодно возразила она. — Да и пока работаешь, не остается времени на раздумья. Какие новости привезли вы от Ларчвуда?
— Боюсь, не ахти какие. Его светлость по-прежнему находится в Лондоне. Я оставил ему письмо, а вам пока придется побыть здесь. Тут вы в безопасности.
Барбикан протянул руки к огню, и на одном из пальцев блеснуло сапфировое кольцо. Он снял его и бросил на колени Франсис:
— Оно сослужило свою службу, миледи, благодаря ему я попал в замок Ларчвуда, и, — в его голосе и глазах сквозила насмешка, — я не хочу, чтобы вы подумали, будто я украл его. А вот и ваш кошелек. Вам понадобятся деньги, ведь все свои пожитки вы бросили в том доме. Но сами не выходите. Бесс купит все, что вы попросите.
Франсис холодно поблагодарила его и, обернувшись к брату, властно произнесла:
— Джонатан, я хочу поговорить с капитаном Барбиканом наедине. Пойди пока в другую комнату, я тебя позову. — Она подождала, пока за ним не закрылась дверь, а затем поднялась и обратилась к Криспину тихим, но разгневанным голосом: — Капитан Барбикан, почему вы все время стараетесь оскорбить меня? Как вы посмели привести меня сюда и вынудить жить с этой — этой женщиной!
— С Бесс? — изумленно повторил он. — А что она натворила, миледи? Она была с вами непочтительна?
— Нет, она была добра к нам, бедняжка! Не это злит меня, а то, что вы посмели предположить, будто я стану делить кров и стол с…
— Проституткой, миледи? — резко оборвал он. — Может быть, вы бы предпочли жилье, в которое вас с радостью отправил бы ваш дядюшка, — могилу?
— Возможно, — вспыхнула она. — Оно, по крайней мере, было бы не постыдно.
— Скажите мне, миледи, когда вы отправитесь жить в дом вашего родственника, вы собираетесь предстать при дворе?
— Я полагаю, — с подозрением в голосе отозвалась она. — А вам что до этого?
— Просто так, миледи. Но на каждую честную женщину в Уайт-холле приходится две похожих на Бесс. Не помешало бы вам попрактиковаться в терпимости.
— О, мерзкий! — воскликнула она. — Милостивые небеса, что я сделала, чтобы заслужить подобное обращение?
— Может быть, это наказание, миледи, ведь вы таите грехи гордости и нетерпимости, — подсказал он. — Вот почему вы питаете столь глубокую ненависть ко мне и к бедняжке Бесс.
— Ненавидеть вас? — повторила она. — Нет, нет, ее я могу пожалеть, а вас просто презираю.
При этих словах он разразился хохотом.
— По вашему мнению, получается, я хуже Бесс. Интересно почему.
— А вам это кажется странным? Очевидно, вы не матрос, а человек, имеющий некоторое образование, но то, что такой человек не нашел цели в жизни лучше, чем грабить, убивать и мучить, просто позорно…
— Не всегда верно, миледи, судить, не зная обстоятельств, — наконец произнес он.
— Обстоятельства? — повторила она. — Вот каково ваше оправдание того страдания, что вы причинили невинным людям?
— Дурочка!
Неожиданно его гнев вспыхнул вновь, и, сделав шаг вперед, он больно схватил ее за руку.
— Что вам известно о страдании? Для вас это просто слова, и если вы умны, молитесь, чтобы так и оставалось. А теперь давайте положим этому конец, и вместо того, чтобы судить о других, подумайте лучше о том, безупречны ли вы сами. Есть добродетели, которых вам явно не хватает, миледи, и среди них благодарность. Благодарность мне, человеку, спасшему вам жизнь две ночи назад, и Бесс, давшей вам кров.
Он отпустил ее, и она рухнула на стул, закрыв лицо руками. Криспин позвал Джонатана.
— Я снова ухожу, — объявил он, когда тот появился. — Заприте за мной дверь.
Намного позже вернулась Бесс и сообщила гостям, что капитан остается в таверне «Голова Королевы» и намерен жить там, пока не придет весточка от лорда Ларчвуда.
Три последующих дня прошли без происшествий. По настоянию Джонатана капитан приходил каждый день. Чтобы развлечь мальчика, Криспин рассказывал историю за историей, и тот слушал его с горящими глазами. Несмотря на показное равнодушие, слушала его и Франсис, и бывали моменты, когда ее сердце начинало колотиться от волнения.
Она много думала о его обвинении в нетерпимости и неблагодарности — пожелай она, ей бы все равно не удалось забыть об этом случае: там, где он схватил ее, остался иссиня-черный синяк — и в итоге пришла к выводу, что обвинение было не таким уж и беспочвенным.
Однако ее гордость не позволяла ей попросить прощения. В конце концов, она по-прежнему оставалась леди Франсис Крейл, а он — всего лишь искателем приключений, авантюристом. Но ее отношение к Криспину подверглось незаметной метаморфозе, и, когда на третий день капитан закончил рассказ о захвате Панамы и попросил ее светлость разрешения выкурить трубочку, позволение было дано с несвойственной благосклонностью. Слегка удивившись, он набил трубку и подошел к огню, а Франсис, склонившись над неизбежным вышиванием, продолжала:
