Книга Муж на час - Наталья Баклина

— Ну, знаешь, на этот раз ты превзошла сама себя! Это каких же надо было ворон считать, чтобы умудриться рухнуть под поезд! — Аркадий, когда орал, всегда брызгал слюной, и Люда машинально стёрла капли, попавшие ей на голое плечо. — А если бы ты погибла или покалечилась? А если бы Сонька не у твоих родителей гостила, а в Москве была? Что бы она делала с мамашей, которая пострадала из-за своей тупости?

Аркадий распалялся всё больше и больше, будто накручивая себя, и Людмила подумала, что на этот раз он что-то слишком расшумелся. Перепугался за неё, наверное. За двадцать лет семейного стажа она уже привыкла к взрывному характеру мужа. И старалась лишний раз его не провоцировать, хотя это было не так-то просто: Аркадий мог психануть из-за непредсказуемого пустяка и орать минут пятнадцать, а потом сказать что-то вроде «Видишь, как ты меня довела». Людмила видела, и старалась не подворачиваться мужу под горячую руку. Или, если уж подвернулась, смолчать и дать ему проораться. Что поделаешь, работа у него такая, нервная, сплошные стрессы после этих клиентов и разборок в судах.

Вот и теперь она молчала, чувствуя, как улетучиваются покой и умиротворение, которыми она наполнилась за один день и две ночи жизни в Луговой. Там было хорошо. Там был птичий гомон, запахи цветов и мяты, шершавый малинник, куда Анна Николаевна пустила её попастись на только что созревшей малине. Там были рыжий петух и пёстрые куры, гулявшие на соседнем участке, и толстый щенок, которого таскали ребятишки, подхватив под коричневые лапы. И он висел у них в руках покорно, болтая этими своими лапами и показывая розовый круглый живот. А потом они отпустили его на землю, и щенок, тявкая, стал бегать за детьми, будто играя в пятнашки. А малина, крупная и прохладная, переспело сыпалась ей в подставленную ладонь, и нужно было заглядывать в серединку каждой ягоды, потому что иногда там сидели какие-то мелкие козявки, и их нужно было сдувать. А петух был похож на султана, который важничал среди своего гарема. А куры-жёны не обращали на него никакого внимания, им было интереснее рыться в траве и склёвывать добычу.

Время там шло совсем по-другому, и Людмила даже не удивилась, когда и вечером Аркадий не отозвался на звонки на домашний и мобильный номер. Она приняла как дополнительный подарок ещё одну ночёвку в «мансандре» под стрёкот сверчков, ещё одно утро с птичьим гомоном и криком соседского «султана». В десять часов утра Людмила дозвонилась, наконец, до Аркадия, сообщила, что у неё неприятности и чтобы он её дождался дома — рассказывать подробности по чужому мобильнику и за чужой счёт ей было неловко. Взяла у Анны Николаевны тысячу рублей, которую ей, оказывается, оставил Игорь. И сначала на электричке, а потом, от Савёловского вокзала, на такси, потому что войти в метро ей было равносильно смертной казни, добралась, наконец, до дома.

— И почему ты мне сразу же не позвонила? — бушевал муж.

— Потому что не хотела тебя зря беспокоить. И потом, у меня всё украли: и мобильник, и документы, и деньги, и ключи.

— Так, теперь нам ещё и дверь менять, — сделал вывод муж. — А ночевала ты эти две ночи под каким забором?

Объяснять мужу про Игоря и дачу на Луговой было опасно. Он и так невзлюбил этого мастера и в тот раз, когда Игорь чинил им смеситель, минут пять выговаривал ей за дверью злым шёпотом, что надо быть последней идиоткой, чтобы привести в дом проходимца, нанятого по объявлению в метро.

— Я у сослуживицы ночевала, у Лидуши, — соврала Людмила.

— У к-какой Лидуши? — поперхнулся Аркадий.

— У Епифанцевой, ты её не знаешь.

Незнакомая Лидуша Епифанцева показалась Аркадию достаточным аргументом, чтобы успокоиться, и он сменил гнев на милость.

— Ладно, корми меня.

— Ой, Аркаш, а я ничего купить не успела! — спохватилась Людмила. — Ты подождёшь, я быстренько в магазин сбегаю?

— Подожду, — смилостивился муж и пошёл к себе в кабинет к компьютеру.

Бродя меж полок ближайшего к дому супермаркета и планируя прикупить для ужина курицу с горошком, Людмила вдруг поняла, что обижена. Обижена на Аркадия, обижена впервые за весь срок их семейной жизни! Это чувство было для неё внове. Она всегда знала, что с мужем ей повезло. Что он лучше неё знает, как их семье жить. Он привёз её в Москву, он уберёг от слишком ранних родов, убедив прервать беременность, последствие их той, самой первой, ночи. Он помог ей перевестись в московский вуз, он советовал, что читать, смотреть и где бывать, чтобы поскорее превратиться в москвичку.

Она очень старалась и расти, чтобы соответствовать, и приспосабливаться к его характеру, потому что с детских лет точно знала: первая задача жены — поддерживать мир в доме. Старалась, совмещая учёбу в институте с уходом за супругом. Впрочем, тогда за Аркадием ухаживали сразу три женщины из их московской коммуналки на Пятницкой: Людмила, свекровь и Варвара. Одной бы ей тогда с обслуживанием мужа, требовавшим каждый день свежую сорочку, выглаженные брюки и что-нибудь вкусненькое на ужин, было не справиться. Аркадий уже тогда вовсю показывал характер, вопя по любому поводу так, что было слышно соседям в коридоре. Вопли пережидались всеми троими: Людмила терпела, потому что жена, свекровь — потому что сын удался весь в покойного мужа, Варвара — чтобы не нарываться.

Через шесть лет, Людмила как раз окончила институт и учила своих первых первоклашек, свекровь серьёзно заболела, а ещё через полгода — померла. Но за эти полгода их коммуналкой в центре Москвы успела заинтересоваться риэлторская компания, которая расселила всех по отдельным квартирам. Варваре досталась однокомнатная квартира на улице Лобачевского, им с Аркадием — «двушка» в Новых Черёмушках, где и началась их отдельная семейная жизнь. Теперь Людмиле уже одной приходилось справляться с обиходом. Впрочем, какое-то время им помогали её родители. Отец приезжал на новоселье и довёл до ума их новую квартиру. Тогда жильё ещё сдавали с отделкой, сразу пригодным для заселения, но всё равно в новостройке находилась уйма поводов приложить руки: форточку разбухшую подтесать, плинтус щелястый подбить, розетки, которые в первую же неделю вывалились из панельных стен, укрепить, балкон застеклить, чтобы сквозняков не было. Между делом отец помогал и по хозяйству — на рынок мог сбегать за продуктами или полы помыть. И Людмила была ему за эту помощь благодарна: сама она просто разрывалась между школой и домом, уставая до тошноты и головокружения.

К третьему месяцу тошноты выяснилось, что она беременна. Аркадий опять попытался её уговорить избавиться от ребёнка, — мол, молодые ещё, только жить начинаем, давай подождём. Но Людмила заартачилась — слишком тяжёлыми были воспоминания о первом аборте, да и врачиха в консультации предупредила, что ей лучше рожать, если не хочет остаться бесплодной. Так у них появилась Сонька.

Имя для дочки выбирала Людмила — Аркадию было всё равно, он вообще первые полгода будто брезговал ребёнком, даже в комнату, где спали Людмила с дочерью и приехавшая на подмогу тёща, старался не заходить. А Людмила, зная уже, что у неё будет девочка — УЗИ тогда всем подряд не делали, но по всем приметам (живот дынькой, лицо пятнами) так выходило — несколько вечеров перебирала женские имена, пока не остановилась на имени Софья. Так звали мамину тётушку, легендарную личность, которая работала в их ставропольской школе учительницей французского, необъяснимым чудом получила путёвку в Париж, там познакомилась с французом и вышла за него замуж. Эта история превратилась в семейную легенду, и маленькая Люда слушала её перед сном, словно сказку. Француз оказался натуральным принцем, с дворянским титулом, кучей денег и дворцами по всей Европе. Ну, или не по всей, но штук пять точно у него было. Тётушка была старшей сестрой бабушки, мама была единственным и поздним ребёнком, одним на обеих сестёр, да к тому же умудрилась родиться копией тётки. Поэтому вполне объяснимо, что когда тётка овдовела, она решила сделать племянницу своей наследницей. О чём и передала с оказией письмо — по почте не решилась, уверенная, что все письма из-за границы просматривает КГБ. А в письме написала, что если Галочка прямо сейчас всё бросит и уедет к ней жить во Францию — визу, билеты и разрешение на выезд тётка бралась организовать — то станет прямой и единственной наследницей графини д'Аржансон, в девичестве Софьи Козиной. И отдельным списком — что именно унаследует племянница.