Соскочив с коня, она внимательно его осмотрела. Сами по себе раны выглядели не слишком серьёзными. Скорее всего, он просто ослабел от потери крови. Девушка перевязала ему голову и, чтобы заняться рукой, разорвала рубашку по шву. Под ней обнаружились когда-то явно могучие мышцы. Ну и ну! Этот человек и впрямь был воином. Воспоминание о сцене, которая заставила её вмешаться в схватку, лишь усилило это впечатление. Он и сейчас ещё оставался воином, хотя и был немолод. Несмотря на свой возраст, он оказался достойным противником, чего бандиты явно не ожидали. Сражаясь против троих, он убил одного, и только после этого они взяли над ним перевес. Будет только справедливо, если конь убитого и всё, что было при нём, получит этот храбрый человек. Настоящий воин. Ей и так досталось вдвое больше, чем нужно.
Но как ей затащить его в дом? Может быть, сделать носилки? С ножом в руке Элири сноровисто занялась их изготовлением, и вскоре раненый уже лежал во дворе полуразрушенного дома. Потом она отвязала лошадь и, используя её как тягловую силу, протащила носилки сквозь дверь. Передохнув несколько минут, она обыскала сумки бандитов. Достала из одной скатанную постель и завернула в неё раненого. Постель была грязная и, скорее всего, кишела паразитами, но, по крайней мере, теперь он не замёрзнет. Это важнее, чем блохи и вонь.
Когда кровотечение прекратилось, Элири развела небольшой костёр, промыла раны кипячёной водой и посыпала антибиотиком. Насколько ей было известно, в примитивных обществах люди чаще всего умирали именно от инфекции. В сумках бандитов действительно нашлась и еда. Копчёное мясо, отвратительное на вкус, заплесневелый сыр, несвежая вода. Ка-дих, если бы эти разбойники не погибли от её руки, то наверняка вскоре их доконала бы собственная еда. Элири сварила суп из своих припасов, а в качестве десерта — и полуосознанной награды — съела сыр, с которого соскоблила плесень.
Потом она покормила раненого. Как только с этим было покончено, он тут же обмяк и спустя мгновенье уже спал снова. Элири поднялась. Следовало позаботиться о лошадях. И неплохо бы все тут обследовать, пока светло. Находясь рядом с животными, поглаживая их, разговаривая с ними, она позволила себе расслабиться. И тут же на глазах выступили слёзы. Ей не раз приходил в голову вопрос: на что это похоже — убивать? Теперь она знала ответ. Такое чувство… Элири замерла, попытавшись проанализировать собственные ощущения. Она убила не ради того, чтобы выжить. Ничто не мешало ей уйти и оставить старика умирать. И всё же она предпочла вмешаться в неравный бой.
Её не мучило чувство вины; нападающие были убийцами, они втроём набросились на человека, который по возрасту мог бы приходиться им дедом. Тогда откуда слезы? Ведь ясно, что она поступила правильно. Наверно, это чувство облегчения, решила Элири, которое обычно приходит после того, как спадает напряжение. Напряжение, вызванное не столько участием в схватке, сколько предшествующими долгими неделями полного одиночества. Просто рядом с этим старым человеком она вновь почувствовала себя ребёнком. И слезы вовсе не говорят о слабости, решила она.
Вытерев слезы и надёжно привязав лошадей, Элири вернулась в главный дом усадьбы. Здесь всё было чуть-чуть не так, как в тех домах, которые ей уже приходилось видеть. Пусто, никаких вещей. Ни полусгнивших занавесок, ни одежды в сундуках. Но и костей она тоже не обнаружила. Возможно, всё дело в удалённости от других мест, изолированности этого затерянного в горах жилища, благодаря чему при возникновении угрозы обитатели успели покинуть усадьбу и унести с собой все ценное. Признаки обитания были заметны только в одной из комнат второго этажа, в той, над которой уцелела крыша. Судя по всему, именно тут жил старик, причём на протяжении довольно долгого времени.
Элири вышла наружу и прежде всего обратила внимание на ягодные кусты. Сорвала ягоду, попробовала. Немного терпкая, но сочная и освежающая. Девушка нашла в доме горшок и наполнила его ягодами. Съела горсть, а остальное оставила на потом. Достала ещё одеял и накрыла лежащего у огня старика. Прикоснулась пальцами к его лбу. Жара не было. Хорошо. Она тщательно сгребла угли и положила на них большое полено, которое будет медленно тлеть, а рядом — груду веток, чтобы поддерживать огонь, если он начнёт угасать.
Спала Элири в конюшне, зарывшись в кучу рыхлого сена у самой двери. Кто знает, может, поблизости шныряли ещё бандиты? Ей вовсе не улыбалось выпутываться из одеяла, если они вдруг появятся. Наваленное сверху сено обеспечивало тепло и укрытие, а на холодный каменный пол она постелила одеяло.
Девушка спала чутко, но ночь прошла спокойно. Поднявшись, как обычно, на рассвете, Элири сразу же заторопилась в дом. На протяжении ночи её подопечный просыпался, по крайней мере, один раз — горшок с ягодами опустел. Она взяла горшок и вышла наружу. Светило солнце, и было очень приятно не спеша идти вдоль кустов, собирая ягоды.
Когда она вернулась в дом, старик уже пришёл в себя. Не сводя с девушки взгляда, он произнёс несколько слов, медленно и, судя по интонации, с оттенком вопроса.
Элири покачала головой:
— Я не говорю на этом языке. Но я овладею им, если ты будешь учить меня.
Сказав это, она замерла в ожидании.
С выражением удивления на лице старик заговорил снова, причём, как показалось Элири, уже на другом языке. К сожалению, и этот был ей незнаком. Она снова покачала головой. Третья попытка, — тоже неудачная. Теперь на лице старика было написано откровенное недоумение. Потом его руки задвигались. Он потянулся к горшку, слегка постучал по нему и одновременно произнёс слово. Девушка усмехнулась и старательно повторила его. Он поправил её и продолжил дальше в том же духе.
Спустя неделю Элири уже могла составлять простые фразы на языке старика. Её новый друг чувствовал себя все лучше и даже стал немного помогать ей в работе по дому. Дважды Элири отправлялась на охоту, и теперь в дыму очага коптилось мясо.
Постепенно, по мере того как рос её словарный запас, она знакомилась с историей этой страны. Когда-то Карстен был хотя и редко населённым, но изобильным и мирным. Потом пришли захватчики и сумели убедить правящею герцога в том, что необходимо уничтожить часть жителей, принадлежащих, как поняла Элири, к некоему определённому типу. И Трубач, как прозвали герцога, пошёл на это. Его трубный призыв прозвучал три раза, ввергнув страну в хаос и разрушение.
Кинан — так звали старика — был немолод уже тогда. Но, несмотря на это, когда прибежал сосед и предупредил, что надвигается беда, именно Кинан собрал своих родных и вместе с ними сбежал в соседний Эсткарп. Те, кому удалось выжить, рассеялись по этой стране. Оплакивая погибших, старый воин вернулся обратно, нашёл тех, кому ещё не удалось сбежать, и вместе с ними снова отправился в Эсткарп, к дальним родственникам, которые владели там землёй. Но это была не его земля, и не его дом. Он почти уже решил вернуться на родину, когда… Элири не была уверена, что правильно поняла это место рассказа. Кинан сказал, будто колдуньи сделали что-то с горами, чтобы заманить туда и погубить армию Карстена. Услышав такое, девушка затрепетала. Всё это было очень похоже на обычные суеверные слухи, а в школе её учили, что суеверие — враг человека. Но горы выглядели так странно… Их вид вызывал страх — как и мысль о том, что вдруг рассказ старика больше, чем суеверие.
