Виконт покачал головой. Что за город Париж! Еще никогда ему не доводилось видеть девушек столь утонченно-прекрасных. В деревнях возле замка обитали девицы с румянцем во всю щеку и косами толщиной с бревно. Они хихикали, лузгали семечки, а чесноком от них несло за пару верст. Вампирессы же представляли собой зрелище прямо противоположное — бледные, с негнущимися шеями и выражением вечного недовольства на лице. Была еще и третья категория, «Ужас Воплощенный», в которую пока что было занесено только одно имя — Сара.
Но эта девушка — Кристина Даэ, кажется — была совсем иной. Вот бы познакомиться с ней! Виконт мечтательно улыбнулся. Да, познакомиться и спросить, чем она моет волосы и кто ее парикмахер.
Герберт очнулся, когда Альфред настойчиво подергал его за рукав.
— Ты ничего не чувствуешь? Ничего странного?
— Нет, вроде бы. А что?
Альфред замялся.
— П-просто если бы я был еще жив, то сказал бы, что стало холоднее.
Герберт готов был отмахнуться, потому что немертвые не чувствуют холода — вернее, не чувствуют тепла, так что любые изменения в температуре для них несущественны. Но его волосы слегка зашевелились, словно от сквозняка.
— Ты только не подумай, что я боюсь, но… н-но мы ведь залезли в его ложу без спроса! Даже не узнали, можно ли в-войти.
Опять за старое!
— Ох, Альфред, сколько можно тебе говорить — никакого Призрака не существует! Люстра оборвалась из-за старых канатов, у фрейлейн Даэ вдруг прорезался голос, а директора решили отмыть 20 тысяч франков, свалив эти расходы якобы на Призрака. А так называемый Оперный Дух всего лишь суеверие.
— Неужто? И на чем же, смею спросить, основывается столь непоколебимая уверенность?
— А вот на чем. Как известно, чтобы зародились суеверия, требуются два условия, — произнес виконт менторским тоном. — Во-первых, работа, сопряженная с повышенным риском. Во-вторых, невозможность предугадать результаты своего труда. То-есть ты не знаешь, помрешь в конце рабочего дня или нет, и ничего не можешь по этому поводу сделать. Поэтому суеверия и возникают на китобойных судах, на плантациях сахарного тростника, ну и разумеется в оперных театрах. Конечно, можно всячески угождать окружающим, но и это еще не гарантия, что кто-нибудь не посадит лягушку тебе в туфли. Или что голос из-за простуды не сядет. Вот оперный люд и выдумал себе привидение. Теперь ты понял?
Повернувшись к Альфреду, Герберт обомлел — юный вампир вжался в кресло и затравленно озирался по сторонам. На всякий случай ноги он тоже подтянул, ведь если обычные гоблины обитают под кроватью, почему бы театральным не жить под креслами? Юноше как никогда хотелось замотаться в одеяло, пососать большой палец и прочесть «Отче наш».
— Милый?
Альфред все же умудрился произнести имя виконта, хотя в нем и было множество лишних слогов. Потом он выдавил:
— К-кажется, у нас неп-неприятности. Потому что… вот уже несколько м-минут ты разговариваешь не со мной.
— А с кем же?
— С махровым суеверием, — вежливо ответил голос, который сейчас исходил от программки. В ужасе Альфред отбросил ее в дальний угол. На всякий случай виконт привстал.
— Пожалуйста, простите наше вторжение. Я виконт Герберт фон Кролок, это мой друг Альфред. С кем имею честь?
— Нет, сударь, вы не имеете чести! — отозвалось махровое суеверие. — Иначе не влезли бы в чужую ложу таким беспардонным образом! Это уже покушение на частную собственность, между прочим, уголовная статья.
Теперь голос доносился отовсюду. Герберту сделалось некомфортно. О нет, только не это… По-немецки таинственный собеседник разговаривал с легким, почти неуловимым французским акцентом… Неужели они наткнулись на парижского вампира? О-нет-о-нет-о-нет!
Граф фон Кролок предупреждал сына насчет парижских вурдалаков и их эксцентричности. Поскольку вампиризм и дворянский титул идут рука об руку, во время Великой Революции многие немертвые аристократы оказались в очереди на гильотину. Отсечение головы, если оно не сопровождается вбиванием кола меж ребер, само по себе упыря не остановит. По проблема в том, как потом ее найти. Дваждыубиенным французским вампирам приходилось шарить в общей корзине — а то и на улице — в поисках своих голов. Иногда находили, а иногда… Общаться с кем-то, у кого на плечах растет кочан капусты, Герберту хотелось меньше всего.
— Вы один из нас? Из французских братьев? — спросил виконт и тут же зажал уши.
Если голос принадлежит вампиру, то от все равно услышит. Упыри умеют переговариваться на телепатическом уровне. Именно поэтому во время семейных посиделок гости могли переругаться насмерть, не произнеся вслух ни единого слова. Так что к физическому (например, наступить на ногу во время танца), невербальному (не ответить на поклон) и вербальному (вежливо усомниться в том, что собеседник является законным плодом брачного союза его родителей) насилию прибавлялось еще и ментальное.
Но голос стих. Облегченно вздохнув, Герберт опустил руки.
— … какие-то братья, какие-то масонские штучки! Стоит только отвернуться, уже полна ложа незваных гостей! — умолкнув на мгновение, голос добавил с нотой сочувствия. — Готов поспорить, что у вас даже билетов нет. Если мадам Жири заглянет сюда, она же вас с балкона сбросит.
Хотя Альфред по прежнему дрожал в кресле, виконт приободрился. На самом деле, все не так уж скверно. Его собеседник не вампир, но и не фантом, потому что репертуар привидения ограничивается завываниями и скрежетом цепей. Значит, это смертный. А смертных наследник рода фон Кролоков не боялся. Ну, за исключением Сары, но вероятность того, что она спряталась за шторой и вещает мужским голосом, была чрезвычайно мала.
Герберт уселся на место и даже положил ноги на спинку кресла, расположенного впереди.
— По мне, так этой ложи на всех хватит, — жеманно улыбнулся он, — тем более, что если вы Призрак, сиречь дух бестелесный, то много места не займете.
Призрак обдумал услышанное.
— А если я скажу, что я беспощадный убийца, что обитает под землей и спит в гробу, это вселит в вас страх? — поколебавшись, спросил он.
— Нисколечко, — парировал виконт. Под это описание подпадали почти все члены его семьи.
— Быть может, вы и правда присоединитесь к нам, сударь? — для пущей убедительности Альфред извлек из кармана помятую плитку театрального шоколада, надеясь компенсировать ею моральный ущерб, причиненный хозяину ложи. Голос фыркнул.
— Вообще, пока вы тут скандалили, — сказал виконт, — мадемуазель Даэ успела допеть арию.
Неожиданно для всех Призрак застонал, с таким отчаянием, что вампир смутился. Ведь для аристократа неловкая фраза в беседе хуже государственной измены. Право, как он мог позабыть, что Призрак Оперы питает к певице страсть!
— Мои извинения, мсье Призрак.
