У нас с Дэниелом только третий урок общий, поэтому, когда мы входим в школу, он машет мне и идет в другую сторону. Я открываю дверь в нашу классную комнату, и почти сразу же воцаряется тишина. Все глаза устремлены на меня. Ребята молча смотрят, как я подхожу к парте.
Держу в руках телефон и продолжаю делать вид, что занят им, но остро чувствую присутствие каждого человека. Правда, это помогает не встречаться ни с кем глазами. Если не смотреть людям в глаза, они, скорее всего, не подойдут ко мне. Интересно, а может, мне только кажется, что народ сегодня ведет себя не как до самоубийства Лесс? Может, дело во мне. Но мне не хочется так думать. Если дело в этом, тогда сколько еще это продлится? Сколько еще мне придется каждый миг думать о ее смерти и как это повлияет на всю мою жизнь?
Я сравниваю утрату Лесс с потерей Хоуп много лет назад. Долгие месяцы после похищения Хоуп мне казалось, что все происходящее наталкивает на мысли о ней. Проснусь, бывало, утром и думаю, где просыпается она. Чищу зубы и задаюсь вопросом, купил ли ей человек, забравший ее, новую зубную щетку, поскольку у нее с собой ничего не было. Завтракаю и думаю: знает ли похититель, что Хоуп не любит апельсиновый сок, но зато очень любит молоко. Ложусь вечером в постель, гляжу из окна спальни на ее окно напротив и спрашиваю себя, есть ли вообще у нее теперь своя спальня.
Стараюсь вспомнить, когда эти мысли наконец прекратились, хотя не думаю, что они ушли полностью. Я по-прежнему думаю о Хоуп больше, чем следует. Прошло уже много лет, но каждый раз, поднимая глаза к небу, я думаю о ней. Каждый раз, как кто-то называет меня Дином вместо Холдера, я вспоминаю о ней и о том, как смеялся, когда она в детстве коверкала мое имя. Каждый раз при виде браслета на руке девушки я вспоминаю о браслете, который Лесс ей подарила всего за несколько минут до того, как ее увезли.
О ней напоминает так много вещей, и больно сознавать, что теперь, когда Лесс с нами нет, будет еще хуже. Теперь всякий раз, как мне что-то напомнит о Лесс, возникнут мысли о Хоуп. Всякий раз при мысли о Хоуп мне вспомнится, как я подвел их. Обманул ожидания той и другой. Когда-то я придумал для них общее прозвище: Хоуплесс, созданное из имен их обеих – Хоуп плюс Лесс. Теперь я сам настоящий Хоуплесс – Потерявший надежду. Потому что сейчас я чувствую себя совершенно отчаявшимся.
* * *
Мне как-то удалось просидеть на двух уроках, и никто со мной не заговорил. Дело не в том, что они не обсуждают этой темы. Они ведут себя так, будто я их не вижу: шепчутся, косятся в мою сторону, стараясь прочитать мои мысли.
На уроке мистера Маллигана я сижу рядом с Дэниелом. Тот взглядом спрашивает, как дела. За последние несколько лет мы привыкли общаться без слов. Я пожимаю плечами: нормально. Конечно, это все отстой, и лучше бы меня здесь не было, но что поделаешь? Приходится терпеть. Вот так-то.
– Я слышала, Холдер ни с кем не разговаривает, – шепчет сидящая передо мной девушка другой. – Типа, совсем. С тех пор как нашел ее.
Она шепчет слишком громко: явно понятия не имеет, что я сижу прямо за ней. Дэниел поднимает голову и с отвращением смотрит на них, зная, что их разговор мне слышен.
– Может быть, он дал обет молчания, – предполагает другая девица.
– Угу, может быть. Лесли не помешало бы время от времени давать обет молчания. Ее дурацкий смех иногда здорово раздражал.
Я моментально прихожу в ярость. Стискивая кулаки, я впервые в жизни жалею, что парню нельзя бить девчонку. Я злюсь не потому, что они разговаривают о ней за спиной: чего-то в этом роде я ожидал. Не злюсь я даже и на то, что они говорят о ней, когда она уже в могиле. А злюсь я потому, что в Лесс мне больше всего нравился именно ее смех. Уж если они собираются о ней трепаться, пусть лучше ничего не говорят об этом.
Схватившись за край парты, Дэниел поднимает ногу и с силой бьет по парте девчонки, так что она едет вперед на добрые двенадцать дюймов. Девушка визжит и моментально оборачивается:
– Что с тобой, Дэниел, черт тебя побери?
– Что со мной? – повысив голос, переспрашивает он. Подавшись вперед, он сердито смотрит на нее. – Я скажу тебе, что со мной. До чего досадно, что ты девчонка! Будь у тебя пенис, я бы прямо сейчас врезал тебе по твоей жирной физиономии.
У нее отвисает челюсть, и она явно озадачена, почему он выбрал ее. Правда, ее замешательство проходит в тот самый миг, как она замечает, что я сижу прямо за ней. Глаза у нее округляются, и я улыбаюсь ей, насмешливо помахав рукой.
Я ничего не говорю. Нет необходимости добавлять что-либо к сказанному Дэниелом. Я, судя по всему, даю обет молчания, поэтому не открываю рта. Кроме того, Дэниел сказал, что уже две недели сдерживается, чтобы не наорать на этих людей. Сегодня ему представился, быть может, единственный шанс, так что пусть воспользуется. Девчонка сразу же отворачивается и смотрит вперед, даже не пытаясь извиниться.
Открывается дверь класса, входит мистер Маллиган. Напряжение спадает, ему на смену приходит иная проблема. Мы с Лесс изо всех сил старались не попасть в этом году на его уроки, но нам не повезло. По крайней мере, мне. Лесс больше не придется просиживать на его нудных часовых лекциях.
– Дин Холдер, – произносит он, как только доходит до своего стола. – Я по-прежнему жду от тебя работу, которую ты должен был сдать на прошлой неделе. Надеюсь, она у тебя с собой, поскольку сегодня у нас презентация.
Черт. В последние две недели я даже не думал об уроках.
– Нет, у меня ее нет.
Он отрывает взгляд от своего стола и смотрит на меня:
– В таком случае останься после занятия.
Я киваю и, возможно, даже слегка закатываю глаза. На его уроках без этого не обходится. Этот придурок балдеет оттого, что якобы владеет ситуацией в классе. В детстве его, очевидно, запугивали, и любой человек без газового баллончика в кармане становится объектом его плохо управляемой мстительности.
На уроке я почти не слушаю и пытаюсь составить список заданий, который должен был выполнить. Из нас двоих Лесс была наиболее организованной. Она всегда напоминала мне, что задано на дом.
Кажется, прошло несколько часов, но наконец звенит звонок. Я остаюсь на месте, прочие выходят, и теперь мистер Маллиган может попрактиковаться на мне в воспитании. Поскольку в классе сейчас только мы двое, он подходит к своему столу и прислоняется к нему, сложив руки на груди:
– Я знаю, твоя семья прошла через суровое испытание, и сочувствую твоей потере. – (Началось!) – Лишь надеюсь, ты понимаешь: в твоей жизни еще могут произойти подобные несчастья, но это не дает тебе права пренебрегать своими обязанностями.
Господи Исусе! Это все чертов доклад. От меня ведь не ждут переписывания Конституции. Я понимаю, что должен просто кивнуть и согласиться с ним, но он выбрал для своих нравоучений неподходящий день.
– Мистер Маллиган, Лесс была моей единственной сестрой, так что я не предвижу, как это может случиться снова. И хотя может показаться, будто такие вещи повторяются, она могла убить себя только один раз.
