— Нет, мама, — улыбнулась она. — Ты наговариваешь! Не может быть, чтобы молодой князь был таким! Егор просто больной и старенький. Не может молодой таким быть.
Наталья поняла, что перегнула палку, и постаралась добавить правдоподобности своему рассказу.
— Ну что ты! Бывает и такое. Не всем же повезет родиться красивыми, как ты! — Наталья Степановна провела рукою по волосам девушки. — Вот Кирилл и родился хвореньким. Василий, старший их сын, вот он красавец. И жена у него, Капитолина Безобразова была в девичестве тоже приятна лицом, а Кирилл не такой. Вот и не женят его потому.
Наталье казалось, что она сказала все правильно. Женатого сына наделила добродетелями, к тому же он далеко, а холостому прибавила уродства, чтобы девушка не мечтала себе лишнего. Ведь Аня всю жизнь жила в своем вымысле… Он заменял ей то, что другие люди могли видеть глазами. Стоит ей придумать себе образ красивого царевича-королевича, как не оберешься потом беды. Лучше обойтись без этого. Пусть любит свои сказки, а не реальных мужчин. Тем более не князей.
Анна хоть и заподозрила подвох, но поверила матери. История с дневным попаданием впросак отступила на второй план, и она принялась думать о князе. Надо же, он тоже несчастен. Возможно даже, что несчастнее, чем она! Над ним все посмеиваются, как над дурачком Егором, только не могут сказать, потому что он князь. И он не понимает, почему его все отталкивают. Поэтому он и не выходит из своих покоев. Наверняка поэтому! Почему-то Анне начало казаться, что они с младшим княжичем родственные души. Возможно, он даже хочет с кем-то поговорить, но просто боится своего уродства. А если он и злой, то, может, как и Егор, — не со всеми…
Эти размышления понравились Ане. Она переоделась в новый сарафан, сшитый матерью, ей заплели косы, а она все продолжала об этом думать. Наталье Степановне же и в голову не могло прийти, какое зерно она посеяла в благодатную почву девичьего воображения.
* * *
Этой ночью Кирилл совершенно не мог заснуть. В кабинете матери горел свет, и он точно знал, что она уже начала подготовку к приему графа. Эти хлопоты оживили ее и заставили забыть о хвори. Если что-то и могло поднять Елене Николаевне дух, так это успех в обществе. А визит столь известного графа не просто успех, а фурор на следующие полгода.
Тихонько оставив свою постель, князь наскоро оделся и поспешил в мастерскую. У него были свои причины не спать. Вдохновение не просто пришло к нему, оно теснило грудь, и у него явственно чесались руки.
Распахнув все окна, Кирилл разжег несколько масляных ламп и при их неярком свете принялся наводить порядок в своих вещах. Не спеша разбирал краски, промывал кисти, вытряхивал мусор. С восходом солнца, мастерская должна была быть в полном порядке, чтобы ничто не отвлекало его. К черту приезд графа! Сейчас ему казалось, что кистью он сможет по-настоящему оживить обычное полотно.
Он уже почти закончил хлопотную уборку, а утро так и не занялось. И кто придумал, что летние ночи очень уж коротки? Он вышел на маленькое крыльцо флигеля и прислонился затылком к стене. Прохлада ночи освежала его… Он задумался и сразу же вернулся мыслями к главному событию дня. Тому, как он увидел Анну.
Надо же, как выросла молоденькая крестьянская девчонка! Кто бы мог сказать, что из белесой попрыгуньи может получиться столь необычная красавица. В ее лице, огромных глазах, изломе губ была какая-то потусторонняя трагическая красота, которая не давала забыть их обладательницу.
Кириллу захотелось снова услышать ее голос. Тогда, когда она приветствовала княгиню на тропинке, голос показался ему очень необычным, от него приятно ломило в груди. И сейчас ему хотелось, чтобы она поговорила спокойно. Без страха перед княжеской властью, искренне и о себе. Кириллу было очень нужно узнать побольше об этой необычной девушке.
За этими раздумьями князь увлеченно проводил время, пока не заметил какого-то движения в зарослях неподалеку.
— Кто здесь? — удивленно крикнул он.
В этой запущенной части сада и днем-то никого не встретишь, а ночью…
В ответ шорох повторился, и на тропинку, почти не освещаемую лунным светом, вышла девушка. Кирилл чуть не ахнул — это была Анна. Как будто бы она могла услышать его мысли и прийти. Князь подумал: может, эта девушка и не видит, зато очень тонко чувствует.
— Здравствуйте, — снова робко, как и днем, проговорила Анна. Она тянула время, чтобы узнать, кто перед ней.
Кириллу показалось странным то, что она не убежала, услышав мужской голос, а вышла на него. Тем не менее он понимал, в каком неудобном положении она пребывает, не зная, кто ее собеседник, и поспешил представиться.
— Это я, Кирилл Зеленин. — Князь наблюдал, как девушка подошла ближе. — А ты Анна, дочь Натали Зеленициной, той самой?
Девушка кивнула. Она не уходила, но и не говорила ничего. Стеснялась? Вполне возможно. Кириллу пришлось самому вести разговор.
— А тебе не страшно одной гулять здесь ночью?
Надо же! Вот тебе и светский разговор. Как будто бы это допустимо — девицам в семнадцать лет разгуливать по ночам в чужом поместье.
— Нет, — тихо ответила Анна. — Не страшно. Мне нравится темнота. Она равняет людей между собою. Красивых и некрасивых, слепых и зрячих. Ночью я вижу лучше, чем другие. Днем все наоборот.
Кирилл наслаждался. Его завораживал голос Анны, а слова, которые она говорила, казались настолько разумными и искренними, что он сразу почувствовал к ним интерес. Ни одна сплетница высшего света сроду бы не сказала ничего подобного. Но девушка не навязывалась, и Кирилл с трудом мог придумать, чем бы ее разговорить. Разглядывая ее фигурку, гораздо тщательнее одетую, чем утром, он наугад выбрал похвалу.
— У тебя очень красивое платье сегодня.
К его удивлению, девушка вспыхнула и сильно напряглась.
— Так вы были там? Вы были сегодня в саду, когда я разговаривала с княгиней?!
— Я? Нет. С чего ты взяла? — на всякий случай испугался Кирилл и отказался от своего присутствия.
— Не с чего… — растерялась девушка. — Просто я была одета… по-другому. Мне показалось, что вы смеетесь надо мной.
— А было чему смеяться? — лукаво усмехнулся Кирилл.
— Не знаю… — смутилась девушка. — А это… Это сарафан, а не платье. Обычная одежда деревенской девушки. Мне маменька пошила. Я еще никак не привыкну к нему. Раньше, при покойном вашем батюшке, я носила платья. А сейчас брат запретил. Он один работает… Говорит, что слишком дорого ему обходится наш с маменькой гардероб.
— А что, действительно так дорого? — осведомился Кирилл.
— Не знаю, но, видно, теперь он нам ни к чему. Батюшка ваш умер, и меня теперь учить некому да и незачем. Брат один крестьянствует. Мы совсем не бедны, даже в сезон работников нанимаем, но все же меня гнетет, что даром хлеб ем. Со всеми своими умениями я даже горничной к господам податься не могу. Где уж мне ему указывать, что хочу носить.
