Ощутив прилив возбуждения, он машинально перекрестился. Его ли это вина, что женщины имеют над ним такую силу? Когда рядом красотка, он забывал обо всем. Дамские туалеты, безделушки, духи и сладкие речи – всем этим уловкам он так и не научился противиться.
Вскоре он уже готов был исполнить свои обязанности священника. Размышления о том, как бы половчее обольстить молодую жену доктора, не мешали Шарвазу делать то, что предписывал сан. Свое служение Церкви он считал ремеслом, которое не лучше и не хуже, чем любое другое.
* * *
Матильда проследила глазами за двуколкой, чьи обитые железом колеса подняли на дороге облака пыли, настолько сухой была земля. Все еще взволнованная, она укрылась в тени пресбитерия и некоторое время так и стояла, прижавшись спиной к стене. Общение с кюре Биссетом показало, что некоторые священники не соблюдают обета целомудрия, чем сам Биссет даже имел неосторожность похваляться. Интуиция нашептывала, что и Шарваз относится к этой категории, что не могло ее не радовать.
«Это он! Да, это о нем я столько мечтала! – думала она. – Он кюре, и что с того? Он мне нравится, нравится! Так хочется снова его увидеть, остаться с ним наедине, вот как сейчас, в церкви…»
И она стала думать, как бы это устроить. Думала об этом по пути домой, думала, меряя шагами гостиную и совсем позабыв о времени. Между тем ветер, напоённый ароматами сена и полевых цветов, развевал занавески, а в зарослях боярышника пели птицы.
– Вечер обещает быть чудесным! – проговорил Колен де Салиньяк, входя в комнату и глядя на застывшую на месте супругу. – Если хочешь, можем выйти на крыльцо и полюбоваться закатом.
– Святое небо! С каких пор тебя интересуют такие вещи? – воскликнула она тоном, в котором угадывалась издевка. – Колен, нам нужно поговорить, причем немедленно!
– Я тоже хочу с тобой поговорить, Матильда. Буду краток. Сегодня меня позвали к постели умирающего. Речь шла об отце фермера из Ла-Бранд. Новый кюре тоже приехал, чтобы его соборовать. И он мне понравился. Производит впечатление человека, всецело преданного долгу, сострадательного, доброго, и речь у него очень правильная. Никакого сравнения с отцом Биссетом, который раздражал меня своими манерами святоши и медоточивыми речами. Кюре Ролан, наоборот, внушает доверие.
– Неужели? Это означает, что все запреты сняты?
– Матильда, не притворяйся глупенькой! Хватит того, что мы ссорились из-за Биссета. Хотя я был слишком строг к тебе, признаю́.
– В то время как за мной не было никакой вины, но ты думал иначе!
– Знаю, дорогая. Давай забудем эти неприятные моменты. Господь не наделил бы тебя ангельской красотой, если бы не знал, какая чистая у тебя душа и как целомудренно твое тело! Хотя, признаться, последнее меня очень огорчает… Я разрешаю тебе исповедоваться отцу Ролану. Мы с ним имели беседу, и я узнал, что наш мэр определил к нему своего сына учиться. Думаю, и мы можем водить Жерома в пресбитерий. Прошу только, будь с ним вежливой и сдержанной, ничего больше!
– Обещаю, Колен, – ответила Матильда спокойно.
– Сделай это ради нас! Не хочу, чтобы слухи снова портили нам жизнь, пятнали ее. А еще я нашел прекрасный способ заткнуть рты самым отъявленным сплетницам.
– Каким же образом?
– Мы станем приглашать кюре на ужин и играть в лото в числе наших обычных гостей, – выпятил грудь доктор, довольный своей придумкой.
– Если ты так хочешь… Но разумно ли это?
– Конечно! Более чем! Если отец Шарваз войдет в круг наших друзей, никто не подумает дурного. Необычная фамилия – Шарваз, не так ли? Наш кюре родом из Савойи, он мне сам сказал. Одним словом – горец.
Матильда, которая успела за это время сесть в кресло, слушала мужа с подчеркнуто безразличным видом, хотя сердце ее билось в груди как сумасшедшее, а душа, опьяненная радостью, готова была взлететь на седьмое небо. Если бы они жили в большом городе, ей бы не составило труда завести интрижку с галантным, образованным мужчиной и встречаться с ним под покровом тайны. Но в такой деревне, как Сен-Жермен… Ее ли это вина, если единственный мужчина, исполненный мужественности и шарма, носит сутану и служит обедню?
Будущее представлялось ей ясным, ведь она сможет встречаться с отцом Роланом и ожидать его по субботам к ужину за уставленным изысканными яствами столом, даже зная, что за этим последует скучная игра в лото.
Она уже видела себя во главе стола – изысканно причесанную, нарядную, в меру кокетливую, как и подобает хозяйке буржуазного дома, и с жемчужным ожерельем на шее.
В своей задумчивости она выглядела очаровательно. Доктор приблизился, наклонился, обнял ее и поцеловал сначала в щеку, а потом в губы.
– Колен, перестань! Что, если войдет Сюзанна?
– К черту прислугу! Матильда, ты такая хорошенькая! Кстати, а о чем ты хотела мне рассказать?
– О том, что, несмотря на твой запрет, я была на исповеди, – ответила молодая женщина, глядя супругу в глаза. – Так вот, твой кюре показался мне суровым и не особенно снисходительным. У меня было тяжело на сердце, и я надеялась найти в его словах облегчение, но не ценой же стольких молитв!
Ложь далась ей на удивление легко. Доктор рассмеялся.
– В народе говорят: повинную голову меч не сечет… Да, дорогая?
И он поцеловал ее снова.
Глава 2
В летнем угаре
Сен-Жермен-де-Монброн, в понедельник 16 июля 1849 года
Три дня Матильда де Салиньяк беспрестанно мечтала о Ролане Шарвазе, но так и не придумала способа увидеться с ним наедине. Муж отзывался о новом кюре местечка очень похвально, поэтому с его стороны препятствий быть не могло.
Колен даже посетил домик священника с сыном Жеромом, желая уточнить, в какие дни мальчик сможет брать уроки Закона Божьего.
«Я сама сказала Колену, что с приглашением на ужин лучше повременить – по меньшей мере, до следующей субботы», – думала она, сидя за фортепиано, на котором никогда не играла.
Стоит ли торопить события? Матильда решила, что нет. Чтобы вернее покорить сердце кюре Шарваза, лучше притвориться недоступной, заставить себя желать. Она не помышляла о продолжительном романе. Ей хотелось обращать на себя его внимание, очаровывать, вызывать восхищение. По сути, они были очень мало знакомы, и, невзирая на все комплименты и галантность, могло оказаться, что отец Ролан свято блюдет свои обеты.
Поэтому вчера на мессе Матильда сидела с печальным, даже отсутствующим видом и отводила глаза, если чувствовала, что кюре на нее смотрит. Но, подойдя за причастием, она посмотрела ему в глаза, и он ответил в той же манере, давая понять, что ждет от нее какой-нибудь знак.
«Это случится сегодня! – сказала она себе, трепеща от невыразимой радости. – Я придумала, как все устроить! Сегодня Колен принимает больных, а когда закончит, поедет в Ла-Брус».
