Потом, как всегда, явились полицейские. Один из них треснул меня по затылку тяжелой дубинкой и отвез в участок. Пришлось звонить шейху, еще одному моему клиенту, чтобы тот вытащил меня из тюрьмы. Единственным хорошим итогом этой истории были общественные работы, которые мне пришлось выполнять. Большую часть месяца я провел в Еврейском культурном центре, показывая детям с задержкой в развитии, как бросать тарелочки. Дети оказались вполне нормальными, хотя родители поначалу относились ко мне не без подозрения. Когда начальство осознало, что я не законченный маньяк, то даже предложило поработать на полставки. И хоть ситуация на рынке моих услуг не позволила принять это предложение, я по-прежнему заглядывал туда пару раз в неделю или чаще, когда клиенты не докучали.
Я стоял у окна и глядел на яхту, вспоминая все те события, когда услышал позади звук открываемой двери. На пороге стоял Уильямс. Я бы узнал его, даже не оборачиваясь. Человека более напряженного я в жизни не встречал, и анаболики только усугубляли картину. Глаза его имели желтушный оттенок, а подкожная клетчатка была так обезвожена, что мышцы гигантских предплечий казались обтянутыми змеиной кожей — характерный признак, который я столько раз наблюдал на Саут-Бич.
— Вижу, посмотрел кино, — сказал он, бросив взгляд на телеэкран, заполненный подергивающимися горизонтальными полосами.
Я выключил телевизор и извлек кассету. Мы смотрели друг на друга. Мой рост шесть футов один дюйм, вес двести фунтов, но Уильямс на три дюйма выше и с такой мускулатурой, что разница очевидна, к тому же учился драться у самых лучших тренеров. Даже учитывая разницу в возрасте — мне тридцать четыре, — здравый смысл подсказывал, что я должен его бояться, но я не боялся. Сейчас, глядя в его ухмыляющееся лицо, единственное, чего я хотел, — это врезать ему посильнее. Уильямс улыбнулся, повернул корпус, поддернул штанины, согнул колени и принял боксерскую стойку. Наклонил голову в одну, затем в другую сторону. Раздался хруст, который услышишь разве что на приеме у хиропрактика.
— Есть настроение немножко потренироваться, Джек? — Он изобразил шотландский акцент.
— Когда будет, спрашивать тебе не придется.
«Интересно, — подумал я, — понимает ли Уильямс, какие мы оба придурки?»
Тут он выбросил руку вперед, остановив кулак в дюйме от моего носа. Хмыкнул, увидев, что я не вздрогнул. У него был оскорбленный, разочарованный вид, словно я отказался от подарка. Я покачал головой и направился к двери. Мне нечего было ему доказывать. Когда я проходил мимо него, Уильямс напрягся. Я начал спускаться по ступеням, Уильямс за мной, но не слишком близко. От нас обоих исходили недобрые флюиды.
Когда я вышел во двор, полковник плавал в бассейне. В нескольких шагах позади меня следовал Уильямс, по-прежнему не приближаясь, будто чувствуя мое настроение. Я казался себе уже не тем человеком, что недавно приехал сюда. На середине фильма я как бы переключился и не был уверен, что хочу вернуться обратно. И все же я видел в истории с шантажом какое-то слабое место — по крайней мере, в отношении фильма, который я только что посмотрел. Я подозревал, что это всего лишь уловка, чтобы меня отвлечь. И к сожалению, она сработала.
Полковник заметил меня краем глаза, доплыл до мелкого конца бассейна и быстро вышел из голубой воды. Я ждал его у бортика. Уильямс подал хозяину черный шелковый халат, в который старик сразу закутался и завязал пояс. Он сказал Уильямсу несколько слов, тот с ухмылкой бросил на меня взгляд, потом повернулся и направился к саду. Полковник подошел к столу и сел, я устроился напротив него. На столе появилась бутылка «Джонни Уокер блэк», он налил немного в стакан и выпил залпом.
— Кажется, Уильямс не очень-то тебя любит? — спросил полковник, глядя на пустой стакан.
— Да, — ответил я. — Вероятно, не любит.
— Интересно почему?
— Надо его спросить.
— Что ты думаешь о фильме?
— Глупый вопрос.
Он немного помолчал.
— Уже очень давно никто не называл меня глупцом.
— Привыкайте. Думаете, я поверю, будто ваша дочь застрелила кого-то из-за фильма, даже такого, как этот? Вы его посмотрели?
Он покачал головой.
— Я видел достаточно мерзости в жизни, Джек. Я поверил ей на слово, ей и Уильямсу. Я уже сказал. Она сделала это, чтобы защитить меня.
— Если она в самом деле застрелила Мэтсона, тогда история с защитой только часть правды. Даю голову на отсечение, что Вивиан просто сорвалась и пальнула в него. Я не верю в эту муть насчет любящей дочери.
— Он собирался послать копии своего маленького шедевра всем, кого я знаю, людям в Вашингтоне, важным людям. Она хотела это предотвратить и взяла дело в свои руки.
Он взглянул на меня.
— Ты хочешь, чтобы она отправилась в тюрьму за то, что убила этого урода?
— Ее вполне могут оправдать. Примеров немало, и у вас есть деньги, чтобы увеличить вероятность такого исхода.
— Я не хочу рисковать и не хочу огласки. Я просто хочу, чтобы все это исчезло как можно скорее. Сто тысяч долларов, Джек.
Его глаза блестели, голос звучал торжественно и фальшиво — как пролетарий, я должен был клюнуть.
— А почему не поручить такое деликатное дельце Уильямсу? — спросил я. — Его услуги обходятся дешевле.
— Существует возможность того, что в случае неосторожности тебя могут поймать. Если схватят Уильямса, я окажусь замешанным. Я не могу так рисковать.
Что-то было не так, и тут я наконец-то понял. Когда речь идет о бесшумной вылазке под покровом ночи, найдется мало людей, способных сделать это лучше, чем Уильямс. По сравнению с ним я просто дилетант. Полковник представлял это лучше, чем кто бы то ни было.
Я не собирался пока пить, но налил себе виски, чтобы выиграть время для размышлений. Я чувствовал, как старик пытается уловить мои мысли.
— Уильямс мог бы уже раз пять съездить туда и обратно, — сказал я, отхлебнув из стакана. — Мы оба это понимаем.
— Уильямс нужен мне здесь, — ответил полковник. — Рядом.
— Зачем? Конечно, он остроумный собеседник, но вы вполне смогли бы прожить без него несколько часов, разве нет?
— У Мэтсона есть друзья, а у меня есть основания полагать, что за домом наблюдают. У Уильямса чуть ли не паранойя начинается, когда речь заходит о таких делах. Он отказывается меня покидать.
— В таком случае друзья Мэтсона тоже должны были понять, что с яхтой не все в порядке. Она уже давно там стоит. Почему же они до сих пор не выяснили, в чем дело?
— Возможно, они уже были там ночью. Тогда они, вероятно, ждут моего следующего хода. Смотрят, вызову ли я полицию. Или ждут, что я отошлю Уильямса и останусь один.
— Вот что я вам скажу. Я останусь здесь с вами, а в это время большой злой Уильямс пойдет и сделает грязную работу. Как вам такой вариант?
