ПОШЛИ ВЫ В ЗАГС!
С тех пор как я получила бабушкино наследство и уволилась со "скорой", минуло всего полгода, однако я уже отвыкла рано вставать. К Домовым мне надлежало явиться в десять. С учетом времени на дорогу, а ехать в пригород – подниматься нужно было в половине седьмого. Тупо потягивая горячий сладкий кофе, я смотрела в окно. Вопреки раннему часу на набережной было довольно плотное движение. Противоположный берег Невы обозначался оранжевым контуром фонарей. Петропавловская крепость затаилась в темноте, как огромный черный дракон. По льду, что вот-вот должен вскрыться, шустрила какая-то пенсионерка. Бабушка, судя по частым наклонам и объемной кошелке на санках, собирала бутылки… На заснеженном пляже Петропавловки поставили ледяные скульптуры в ангаре с жутковатым названием "Ледяной дом". Наплевав на исторические ассоциации, туда любят заезжать молодожены (холодной зимой 1740 года императрица Анна Иоанновна учинила неподалеку от этого места жестокую забаву – неугодный ей князь Голицын Квасник, превращенный в шута, был повенчан с калмычкой Бужениновой; специально к этой свадьбе построили дом, в котором все – кровать, столы, стулья и даже печка – было изо льда, и отправили туда молодых ночевать).
Горожане, которым лень делать крюк через мост, ходят напрямую по замерзшей Неве, оставляя но пути обильную стеклянную тару. Частокол предупреждений "Выход на лед строго воспрещен! Опасно для жизни!" никого не пугает. В воскресенье на льду разворачиваются целые народные гуляния. Я лично не могу это наблюдать без внутренней дрожи.
Себастьян чувствовал себя ранним утром гораздо бодрее меня. Он выпросил себе еды и теперь вел беспощадный бой с телятиной. Отбрасывал подлый кусок вырезки подальше и, пока тот еще летел, яростно на него кидался и побеждал.
"Совсем зажрался", – вздохнула я, наблюдая краем глаза кошачьи забавы.
Николай Иванович как-то искренне и наивно предложил мне завести мышей, чтобы коту не было скучно.
Гладко зачесав назад волосы, я пригладила их самым частым гребнем, какой нашла, и уложила знатной порцией геля. Натянув блузку цвета чайной розы, тесный твидовый костюм в коричневых тонах, нацепив овальные очки на кончик носа, я придирчиво оглядела свое отражение в зеркале и осталась довольна. Эталон учительницы хороших манер, в моем представлении… Однако воздействие "упаковки" на меня оказалось неожиданным. Захотелось громко выругаться матом, плюнуть на тротуар и вообще чем-нибудь шокировать публику.
Вытащив записную книжку, я пощелкала ручкой и записала:
"План.
1. Выяснить историю отношений Эли и Никиты.
2. Опросить свидетелей ее исчезновения.
3. Выделить тех, кому была выгодна гибель Эли и ее родственников".
Тут мне в голову закралась неприятная мысль. Из рассказанного Ликой само собой становится ясно, что мишенью всех криминально-мелодраматических игу) является "Оргсинтез". Три с половиной миллиарда долларов – более чем лакомый кусок. Половина его принадлежит Василию Петровичу Домовому, папе моей клиентки. Вторая половина – ее жениху Никите Шереру. Если идти путем смертей и наследований, то вариантов два. Первый: тот, что предлагает Лика. Предположим, Никита расправился с семьей Гавриловых, чтобы получить наследство. В таком случае, если его целью является "Оргсинтез" целиком, ему придется проделать то же самое и с Домовыми. Благо их всего двое. Второй вариант посложнее. Положим, Василий Петрович спит и видит единоличное владение нефтеперерабатывающим гигантом. Судьба преподносит ему счастливый случай. Вдовец Никита Шерер, наследник покойного партнера Гаврилова, делает предложение Лике. Если еще выяснится, что Никита сирота, то в случае его смерти наследницей станет Анжелика Васильевна Домовая. Интересно…
Решив пока не отдавать предпочтения никакой из версий, я надела сапоги, шубку и окинула оценивающим взглядом свою квартиру. Вроде бы все выключено. Тишина, как в склепе. На душе защемило. Вот всю жизнь так. Когда работала на "скорой", нагружалась, как могла, только бы меньше слушать домашнюю тишину вокруг себя. И сейчас занимаюсь расследованиями деликатных семейных дел, чтобы не быть одной, наедине со своими мыслями. Себастьян запрыгнул на коридорный пуфик и жалобно мяукнул.
– Не переживай, – мне стало стыдно бросать преданное существо на неопределенное время, – скоро вернусь. Николай Иванович с Бронсиком тебя проведают. Себастьян тяжело вздохнул. Действительно, мышей завести ему, что ли? Да и мне веселее будет. Не знаю, правда, как наш домовладелец Семен Борисович к этому отнесется. Впрочем, Семену Борисовичу легко рассуждать. У него семья на итальянский манер – занимают весь первый этаж и часть второго. Он сам, жена, с ними дедушка и младшая дочь. В соседней квартире теща, тесть, старшая сестра жены с мужем и двумя детьми. Через пролет – родители Семена Борисовича, его младший брат с женой и тремя детьми. Чуть поодаль живут двоюродные сестры, братья, тети, дяди с бабушками, дедушками и прочими более-менее близкими родственниками. Патриархом всего этого семейства является неизвестно в какой степени "пра" дедушка Карл Фридрихович. Недавно вся семья с помпой отметила его стодесятилетие. Фаина, супруга нашего домовладельца, сказала: "Слава богу, у дедушки склероз. Он бы давно помер, но все время забывает".
Сам Карл Фридрихович не знает, что делал минуту назад, зато отлично помнит первую мировую, революцию и гражданскую войну. Мозг дедулечки последние три месяца живет своей чрезвычайно интересной и насыщенной жизнью. К примеру, вчера к Карлу Фридриховичу приходил Вертинский, а чуть позже к ним присоединился Маяковский. Артист и поэт напились в сосиску, потому что дедушка полночи их разнимал и успокаивал. Кажется, гости Карла Фридриховича не сошлись в политических убеждениях.
Во дворе я застала нашего охранника Славика. Он безуспешно пытался уговорить Карла Фридриховича не дожидаться внука (Семена Борисовича) из школы. Учитывая, что внуку под пятьдесят, шансов дождаться его из школы, да еще и в восемь утра, у Карла Фридриховича не было никаких.
– Дедушка, идем домой!
За спиной Славика вырос тучный внучек. Его рыжая бородка клинышком и очки в золотой оправе выгодно оттенялись светло-серым костюмом из чрезвычайно добротной ткани. Должно быть, уже собрался в свой банк.
– Я же говорил! – победно проскрипел Карл Фридрихович. – Семочка, этот человек утверждает, будто бы тебя не надо встречать из школы! Скажи мне честно, тебя исключили? Ты напроказил? Я в твоем возрасте был ужасный проказник.
– Ты и сейчас еще тот, – согласился Семен Борисович, закатывая коляску с дедулей в дом.
Мне даже завидно стало. Все-таки семья – великая сила. Буквально от всех моих подруг я слышу беспрерывные стенания о том, как им тяжело живется, что их дом – дурдом, где нет ни роздыху, ни вздоху. Тем не менее стоит их квартирам опустеть на недельку – начинается обратная картина. Скучно, словом перекинуться не с кем, даже если это слово ругательное, эмоции охладить не на ком и вообще тоска.
Я вырулила на набережную и покатила в Стрельну. Новая машина реагировала на малейшее движение рулевого колеса. После того как Олег Корсаков взорвал мой "Фольксваген", новенького желтого "жука".
