Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
Недоумение «ученого» было столь неподдельным, что я с трудом удержалась от смеха: «А ты не пробовал заглянуть в словарь? Там ответ черным по белому написан!»
«Феминизм — женское движение за уравнение в правах с мужчинами». Каждый, кто из любопытства прочтет расшифровку сего «злободневного» термина, автоматически сделает нехитрый вывод: феминисток в нашей стране нет потому, что быть не может. Исторически — так же как мамонтов. Вы часто встречаете это слово в зарубежных романах? Так не поленитесь посмотреть, в каком году они были созданы. В то время у наших предков — суфражисток и впрямь имелась масса поводов устраивать демонстрации. Им нужно было отстоять свои права: носить брюки, стричь волосы, выходить на улицу без шляпки, курить, красить ногти на ногах, работать, голосовать… Но все, чего требовали прабабушки, нам давным-давно дали! Так скажите на милость, за что и против кого бороться?
Только против самих себя.
Женщина XXI века не равна с мужчиной лишь в одном — в самоощущении. Имеет место чисто генетический рудимент — слишком много тысяч лет наши прекрасные пращурки играли в мире вторые роли. Большинство из нас все еще не может осознать: нам позволено ВСЕ! А феминизм — отнюдь не актуальная проблема, а анахронизм минувших эпох.
И если Мария Арбатова — обладательница «гордого» звания российской феминистки номер один — громко скликает дам на войну за собственные права, то, пардон, это ее возрастные проблемы. Она до сих пор описывает в своих книгах, как в молодости над ней издевались советские гинекологи, а начальство приставало с сексуальными домогательствами.
Я верю. Но исключительно на слово. Поскольку медицина нынче платная и крайне любезная. А спать или нет с шефом ради карьеры, мои подруги обычно решают сами. И еще неизвестно, кто кого соблазняет. За всю свою сознательную жизнь я ни разу не сталкивалась с половой дискриминацией: ни в работе, ни в личной жизни, ни в общественном транспорте. Ну разве что в среде гомосексуалистов!
И теперь, когда мне, увы, не восемнадцать, точно знаю: я — не феминистка. Я представительница нового поколения, которое переросло данное понятие. И генетически. И психологически. Осталось лишь постигнуть лингвистическое значение оного. И тогда, наконец, мы перестанем недоуменно вертеть его в руках, словно «модную» деталь, которую ты никак не можешь приспособить к своему туалету. Феминизм — безнадежное «ретро».
Да, безусловно, в мире по-прежнему существуют мужья, убежденные: их половина должна сидеть дома, стряпать и воспитывать ребятишек. Но я знаю и достаточное количество мужей, сидящих под каблуком у жены. И это вовсе не означает, что у нас в стране грянул матриархат, а лишь то, что мужчина — тряпка. А позиция «над» или «под» — не данность, а свободный выбор каждого из нас!
Да, мы, в отличие от сильного пола, по-прежнему производим на свет потомство. Однако, как свидетельствует демографический кризис в Украине, последнее время высказываем подобное желание катастрофически редко. Правительство в панике. Именно потому, что никто на свете не может нас заставить!
«Не желаете ли вы побороться за женское равноправие?» — по-прежнему спрашивают меня журналисты. Я недоуменно пожимаю плечами. Смешно сражаться за то, что у тебя уже есть. Разве мужчины борются за свободу? Они просто пользуются ею. Им и в голову не придет пробиваться в парламент, чтобы защищать мужские права, — их обычно волнуют права человека. А кстати, зря!
За двадцать веков наши властители так привыкли к доминирующей роли, что до сих пор не могут понять: социально мы стали гораздо независимее их!
Хотим — нянчим дома детей, хотим — выдвигаем свою кандидатуру на пост Президента Украины. Хотим — зарабатываем деньги, не хотим — возмущенно требуем, чтобы муж приносил их в дом. Можем томно ждать, пока кавалер поднесет зажигалку к твоей сигарете, и сами дать ему прикурить. Скромно выглядывать из-за плеча мужчины или рваться грудью на амбразуру. Носить брюки или юбку…
Подумайте, разве у них есть подобное право выбора?
То-то и оно…
Современная дама заняла чрезвычайно хитрую стратегическую позицию. У нее есть возможность кокетливо заявить: «Ну я же женщина!» и пользоваться всеми вытекающими отсюда поблажками. Так же как, гордо отрезав: «Я личность!», вести себя с мужчиной на равных. И ни в том ни в другом случае он ничего не сможет ей возразить.
Оттого-то, когда кавалеры называют меня «хорошей девочкой» и пытаются погладить по голове — я больше не оскорбляюсь. Напротив — опускаю глаза и делаю беззащитный вид.
Ибо в душе ужасно сочувствую им — загнанным в угол, — у которых даже вариантов нет: «Быть или не быть мужчиной?»
Ах! До чего же они, бедные, с нами не равноправны!
Неужели я шлюха?
Однажды я поразила свою приятельницу в самое сердце, обронив: «Разве ты не шлюха?» (я употребила другое, более звонкое слово, но, так уж и быть, смягчу без того острую тему).
В вопросе моем не было и тени наезда — он был задан милым и дружеским тоном. Просто мне всегда казалось: намного удобней называть вещи их именами, чем врать себе, что твоя зависть — белая, вранье — почти правда, а мужик, чья задница тебе приглянулась, — твоя инфернальная страсть…
Но, по всей видимости, моей приятельнице так никогда не казалось. Она задумалась и начала рассуждать вслух: «Если у меня есть любовник, с которым я сплю. И бывший любовник, с которым я сплю иногда. И муж… Что ж это, получается, я действительно шлюха?» «Нуда, — ответила я. — А тебе никогда не приходило это в голову?». «Нет», — честно сказала она, и вид у нее сделался страшно несчастным.
Когда-то, будучи незамужними теоретичками, мы сцепились с моей подругой в споре «Можно ли нам изменять нашим мужьям?». «Нет, — утверждала я, — зачем вообще идти замуж, если меня тянет бегать на сторону? Или оставайся свободной и бегай туда-сюда сколько хочешь, или иди в загс, но тогда уж не изменяй». «Но почему нельзя? — недоумевала она. — Если муж не узнает, он не расстроится.
А кого-то на стороне я осчастливлю, дам ему любовь, тепло, суперсекс. Что же в этом плохого?»
Не буду приводить мой длинный ответ — то тема другой статьи. Ее вопрос поразил меня куда больше. «То есть как это что? — заморгала глазами я. — Ты правда не понимаешь?»
Тут надо прибавить, что моя подружка была самой честной из всех. Периодически, например в понедельник, она прямо заявляла: «Да, я, конечно, типичная б…» (то есть шлюха). Что отнюдь не мешало ей ближе к пятнице доказывать мне: она — хорошая девочка. И сие вопиющее противоречие — не ее эксклюзив. Оно — лишь отражение нынешней морали и нравственности, двойственной, спорной, мятущейся, меняющей мнение в зависимости от ситуации, дня недели и темы ток-шоу и попросту неспособной предоставить нам хоть какие-нибудь конкретные правила.
Изменять мужу плохо? Ну, вроде бы да… Но если замужняя героиня кинокартины влюбляется в героя, вскипает от страсти, как чайник, и бросается во все тяжкие, мы обеляем ее. Изменять по любви — уже хорошо. А плоха уже не измена, а ханжеская мораль!
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25