– Все идущие могут сбиться с пути. Все живущие могут умереть. Но и те, и другие в конце концов возвращаются. Таков порядок вещей.
…Маленькая фигура девушки затерялась между деревьями еще до захода солнца.
Он следил за ней до самого города, а потом вернулся за скалы. Он знал, что долго не осмелится показаться на глаза своим – пусть сначала все скроется, заживет. Даже природа считала слезы позором: они прожигали кожу и оставляли после себя грубые пересохшие устья. Но потом – когда-нибудь – шрамы зарастут чешуей. Так молодые деревья медленно скрывают уродливый овраг.
«Огонь должен стремиться вверх, – давным-давно говорил ему отец. – Из глотки прямиком в воздух. Не подпускай его вниз, к сердцу. Нам дано зажигать, но не тушить».
Люди умеют укрощать огонь. Они закидывают костры землей…
Старый дракон распластался на этой земле, мягкой и мокрой после дождя, и закрыл глаза.
ПОЙМАТЬ ЕДИНОРОГА
Я не видел его много лет и уже не думал, что когда-нибудь увижу. В памяти так прочно сидел былой образ – благородная седина, перстни на пальцах, расшитый золотыми нитями плащ, – что я едва узнал его в нищем оборванце, который бежал к охотничьему привалу и, размахивая руками, кричал:
– Единорог! Единорог!
Никто не обратил на него особого внимания – мало ли тут шляется странных типов, похожих на безумцев. Только один охотник лениво спросил:
– Что «единорог»?
– Единорог вышел из леса!
Раздался дружный хохот.
– Говорю я вам, гляньте вон туда!
Тот, кто соизволил повернуть голову, перестал смеяться. Вдали, на пригорках, и вправду маячило что-то белое.
– Лошадь – бесхозная, что ли?
– Там, поди, хозяин рядом.
– Какой хозяин? Там троп через лес отродясь не было. Заблудилась скотинка…
– Да никакая это не лошадь, – не унимался оборванец. – У него рог! Не верите – посмотрите сами!
Конечно, единорога сразу скинули со счетов, но живые лошади в этой глуши ценились не меньше мертвых тигров. Мужчины поднялись со своего привала и, прихватив веревки, направились к лесной опушке. Кто-то остался охранять пожитки, но я не был в их числе. Мне стало любопытно. Нищий сновал среди охотников, подпрыгивал, размахивал руками. На мгновение наши глаза встретились, и он отшатнулся. Не узнал, но почуял – как один маг другого. Я молча коснулся перстня на своей руке, и оборванец усмехнулся одним уголком губ – видимо, вспомнил.
Мы шли быстро, кто-то перешел на бег. И наконец увидели за редкими соснами белую лошадь с отростком на лбу.
– Неужто правда? – послышался изумленный шепот.
– Я же говорил! – торжествующе сказал нищий.
– А вдруг ты врешь? Сейчас умельцы на ярмарках кого только не показывают – и русалок, и дракоэльфов. Прилепили клык шерхата к коню – и все дела…
– Тсс, – шикнул охотничий голова и кивнул в мою сторону. – Что гвалт подняли? Среди нас волшебник, пусть он и скажет.
Я кивнул и вполголоса объявил:
– Да, это единорог.
Потом я долго спрашивал себя, смог бы я соврать ради него. Наверное, смог бы. Но не пришлось: перед нами действительно стоял чудесный зверь, у самой кромки Чаролеса. Я видел одного единорога в Эсмонде, и запомнил, как это – ощущать его силу всей кожей, чувствовать покалывание в пальцах от одного только взгляда золотистых глаз.
– Давай аркан, – одними губами сказал раскрасневшийся голова. – Хоб, ты подойди сзади.
Грузный Хоб с веревкой в руке принял охотничью стойку и почти что легко сделал шаг вперед. Но оборванец схватил его за рукав.
– Ты что! – возмущенно прошипел он. – Это же вам не сельская кобыла, так просто не схватишь. Подманить нужно, осторожненько так.
– Чем подманить? – спросил голова с раздражением, однако дальше идти не стал.
– Как чем? Вы разве не слышали, что в народе говорят? Серебром. Они жуют серебро и золото, как сахарные розы. Оттого и сила.
– Чушь собачья…
– А ты монету кинь – увидишь.
Голова недовольно заворчал и оглянулся на остальных. Те выжидающе смотрели. Тогда он развязал суму на поясе и нехотя швырнул мелкий диар, который упал на траву не так далеко от изящных копыт.
Единорог вскинул голову, обмахнувшись веером белоснежной гривы, потом подошел к монете и осторожно взял ее мягкими губами.
– Ну, что я говорил! – снова торжествовал нищий, едва слышно похлопывая себя по грязным порткам.
Второй диар полетел уже с большей готовностью. Волшебный конь снова приблизился. Охотники не выдержали и стали рыскать по своим карманам, доставая все, что было – и мелочь, и серебряные двушки. Деньги посыпались градом, и единорог только успевал подхватывать их.
– Давай, давай, – тихо доносилось со всех сторон. – Сюда, миленький, еще шажочек…
Вдруг одна монета со звоном ударилась о большой камень. Никто не видел, чья рука ее кинула – никто, кроме меня. Конь взвился на дыбы, издал мелодичное ржание, больше похожее на трель лесной птицы, и белой вспышкой затерялся среди деревьев.
С минуту было тихо.
– Эх, ты, Хоб!.. – наконец с досадой бросил голова и сплюнул на землю.
– А что сразу – Хоб? – возмутился тот. – Вы и утром тетерева упустили, а потом на меня свалили. Ну, знаете ли!..
Охотники понуро ушли с опушки, но чем дальше они уходили, тем бодрее становился их шаг. Наверное, им пришла мысль, что деньги они потратили не так уж зря. Посмотреть на живого единорога и не лишиться при этом глаз – таким не каждый сможет похвастаться, будет что соседям рассказать.
Краем глаза я успел заметить, что нищий скрылся в лесу. Я быстро направился за ним, вбирая пальцами его следы, чувствуя его ускользающую стихию. И вскоре увидел то, что и ожидал – человека в обносках, обнимающего за шею своего зверя.
– Тише, тише, – успокоил он единорога, когда тот дернулся, заметив меня. – Все хорошо. Ты удивлен, не так ли?
– Даже не знаю, что сказать, учитель, – ответил я.
– А ничего не говори. – Мой бывший наставник что-то шепнул коню, и тот выплюнул на землю пригоршню серебряных монет. – Приходится как-то выживать без магии, так почему бы не использовать свои преимущества перед обычными людьми? Все волшебные создания – единое целое. Они верят нам. И неплохо обучаются…
Я стоял и молча искал глазами под тенью старого капюшона те точеные, гордые черты, которые когда-то внушали мне благоговейный ужас. И нашел их – да, я был уверен, что нашел.
– Смотрю, ты возмужал. – Он снова усмехнулся уголком губ. – И многое тебе подвластно. Моя беда в том, что я воспитал слишком много пытливых. Балуйся чарами, но не переступай грань – она ближе, чем ты думаешь. Иначе тоже поймешь, каково это – быть изгнанным…
