Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Наконец, толкаясь локтями, плюхнулись к столику. Зашуршали, захрустели, разворачивая. Мы не просто обедали, мы впивались в каждое новое слово: «гамбургер», «чизбургер», «биг мак», «картофель фри».
– Как все вкусно! – млела Бедняжка.
– Ничего… – кивнул я. – Но, по-моему, платить такие деньги за бутерброд – идиотизм.
– Это для тебя дорого, – ввернул Кеша, – а для граждан нормальных стран питаться в Макдональдсе – самое обычное дело.
– Нормальные, это какие же?
– Да хоть бы Штаты.
– Не парьтесь вы, – усмехнулся Андрон. – Бабки есть. Я плачу.
Все уставились на Андрона. И тут же потупились. Кроме Бедняжки. Ходил слух, будто Андрон затеял в профкоме «бизнес». Было неприятно осознавать, что один из нас, студентов-биологов, имеет иное от нас настоящее и, предположительно, более светлое будущее.
– А вы знаете, – сказал Кеша, – сколько в Штатах получает биолог?
– Сколько? – оживилась моя жена.
– Нормально получает, поверь… Каждый раскатывает на машине, живет в собственном доме и проводит отпуск то во Флориде, то в Калифорнии.
Все задумались. Машина… Собственный дом… Отпуск под немыслимым небом на немыслимом взморье… Подобного в нашем существовании не предвиделось. Об этом ворчали взрослые и орали новорожденные гласностью СМИ.
– Из этой страны нужно сваливать, – нахмурился Кеша. – Ничего хорошего здесь не будет. Совок есть совок.
– А я думаю, не надо дергаться, – возразил Андрон. – Начинается время великих возможностей.
– Ну, и кем ты здесь будешь, ученый-биолог? Нищим?
– Не обязательно быть ученым.
– А кем же?
– Мало ли кем…
– Нет, ты скажи. Ты такой умный… Кем ты будешь работать?
– Новым русским! – Андрон сочно расхохотался.
Мы вышли сытые, осоловело-ленивые. Погода изменилась – подзатянуло хмурью. Послеобеденный город казался странно притихшим, дремотным.
Центральная улица была почему-то пуста.
С проезжей части исчезли машины. Что за явление? Мы удивились: разве сегодня какой-нибудь праздник? По тротуарам брели люди, много людей, превращаясь в толпу, выходя на дорогу, рассыпаясь в смуту, в тревожный хаос.
Тут и загрохотало.
Издалека, в сторону центра, вырастая в размере, сотрясая асфальт и плавя горячий воздух, наползала колонна грохочущей техники цвета хаки – «бэтээры», «бээмпэ», танки. Машины шли с расчехленными пушками. На броне сидели солдаты. В их лицах не было и намека праздник, а только бледная, мрачная собранность.
Толпа подалась параллельно колонне. Два потока, с этой и с той стороны дороги. Люди что-то кричали, – друг другу, солдатам, небу. Мы ничего не понимали, нас влекло заодно. Колонна вдруг грубо дернулась, качнув стволами, затормозила. Головная машина уперлась в преградивших дорогу людей. Их становилось все больше, безоружных, страстных, ожесточенных, яростных, они лезли на бронетехнику, размахивали руками, заклиная, клеймя военных. Опять взревело, задымило, залязгало. Я увидел башню, которая вращалась, поводя пушкой. Толпа шарахнулась, нас опрокинуло, я вскочил, поднял Бедняжку, Андрон помог, Кеша кому-то двинул, мы ринулись прочь.
– Я говорил, – орал Кеша, – нужно сваливать из этой страны! Будет война!
Мы побежали к метро…
Развитие событий смотрели уже по телевизору. Побросав свои грядки, родители пулей вернулись домой. Бедняжка и мама сидели бок о бок. Отец щелкал каналами:
– Вы что-нибудь понимаете? Я ничего не понимаю. Что происходит?
Бодрые репортеры взахлеб объясняли «что происходит». Мелькали слова: «конец тоталитарного режима», «волна демократических настроений», «массовые демонстрации», «столкновения с войсками», «срыв подписания нового союзного договора», «государственный переворот», «гэ-ка-че-пэ», «путч»…
Их было восемь, во главе с маршалом, немолодых мужчин. В лице у каждого – смертельный риск взятой ответственности. Глаза старого маршала прятались под бровями, дрожали руки, садился голос, в глухом отчаянии мычали его слова: «В целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества…».
Возникло слово «Форос», доселе секретное. Муж первой в истории нашей страны Первой Леди, первый и последний Президент СССР, выглядел неожиданно оболваненным. Доброго мишку загнали в угол. Сквозь обиду мерцал страх. На Западе его любили, превозносили, но здесь и сейчас он был не в своей тарелке: мягкохарактерный, плюшевый дачник, неожиданно оказавшийся не у дел.
Тем временем по другому, независимому каналу, стремительно восходила звезда оппозиции. Могучий красавец, в доску свой, настоящий народный лидер, о котором поговаривали, что он мог упасть с моста в реку и, не выходя из воды, махнуть стакан водки, выдвинутый возбужденной толпой на фоне Белого дома, задиристо и чинно провозглашал: «Мы считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза. Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет…».
Спустя годы я осознаю, мы все осознаем: любое событие содержит как минимум две правды. Историки разберутся, в чем состояла теневая подоплека событий, благодаря чему кто-то сел в президентское кресло, за что кому-то дали Нобелевскую премию мира, и отчего кто-то пустил себе пулю в висок. А пока…
Через три дня все каналы трубили победу. Выступали журналисты, диссиденты, правозащитники. На площади Главного Устрашения граждан накинули петлю на Железного Палача. Статую вздернули. Толпа ликовала.
– Свобода! – радовался отец, впившись глазами в экран. Мы тоже радовались, вместе с ним, вместе со всеми. Только мама сидела молча, без экзальтации. И вдруг изрекла:
– Бог умер. Дозволено – всё.
Победа новой власти выражалась в идее, что мы теперь вроде как независимы. Я не очень-то понимал, что это означает. Оставалось глотать голые факты.
Еще в 1990-м независимость объявили Литва, Татарстан и Чечено-Ингушетия. В 1991-м их примеру последовали Нихичевань, Грузия, а также особо взбрыкнула Чечня. После августовской драмы зашагал парад суверенитетов: Эстония, Латвия, Украина, Белоруссия, Молдова, Азербайджан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, Армения, Азербайджан, Туркменистан. К началу зимы остались «несуверенными» лишь Россия и Казахстан. 8 декабря главы Белоруссии, Украины и России «сообразили на троих» в Беловежской пуще. 12 декабря Верховный Совет РСФСР ратифицировал беловежские соглашения и денонсировал договор 1922 года. Советский Союз перестал существовать.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
